Ветра постучали в мой дом:
«Вставай, мы пришли за тобой,
Оставь этим стенам покой,
Гроза бьет по крыше крылом»

Константин Кинчев «Печаль»

И чёй-то я решила ехать — в голову не возьму? Вроде как и не собиралась, и вроде как даже зареклась не ездить ни на какую «Алису» до весны, мне ведь, типо хватает и домашних концертов. Моя жизнь течет спокойно и размеренно — дом, работа, кафе по выходным. Я уже привыкла к такой жизни и ценю свой покой. Но иногда хочется побыть птицей. Хочется уехать от теплого дома, привычных лиц, хочется услышать стук колес, увидеть исчезающие дали за окном. И потом я узнала, что на двадцатилетие «Алисы» едет Машка из Харькова, и подумала, что прикольно было бы с ней повидаться да пошляться по Москве, попивая пиво. Увидеть Юльку Осадовскую из Чехова. Ну, и на концерт сходть тоже, типо, неплохо было бы ? Короче, соблазнилась я. И поехала.

Москва встретила первым снегом. Московским первым снегом — у нас-то в Питере он уже неделю лежал. Ещё в поезде мне пришла смска от Юльки — она опаздывает на вокзал, пробки из-за снега. Договорились встретится у памятника. Это, видимо, символичное место встречи на вокзалах — у памятников. На нашем Московском вокзале — это памятник Петру, а на Ленинградском в Москве — памятник Ленину. Встретившись с Юлькой, бежим на другой вокзал — Курский, встречать Машку. Долго и мучительно ждем, когда же все выйдут из вагона. И вот наконец, Машка с Витей, тоже местным харьковским алисоманом из Севастополя?, выползают из вагона, и сразу начинают дрожжать, одетые явно не для первого снега. Витя говорит, что в Севастополе, типо, + 20 сейчас, а здесь, типо, снег и холодно. Но всё равно первый снег — прикольно. Машка в красных мартинсах и тельняшке, со спальником за спиной — смотришь на нее и думаешь — вот она, родная алисоманская душа.
А потом мы мчимся на Белорусский вокзал — встречать Вовку, приехавшего с концерта в Минске. Т.е. это мы так думаем, что идем его встречать. Но, как выснилось, совсем не его ? А одного такого — «по имени Костя, по прозвищу — Кинчев, по сути — тот кого мы очень хотели встретить», как написала Машка. И, правда, очень хотели. Идем такие, прикалываемся, типо, вдруг Костя тоже приехал, вдруг его увидим, типо, шутим. А сами в тайне на это надеемся. Сначала видим толпу алисоманов — они приехали встречать своих из Минска. Идем дальше — и, вот нам навстречу идет этот самый, ну, по прозвищу Кинчев, в забавной такой шапочке. Проходит спокойно мимо толпы алисоманов, которые его не замечают. Мы здороваемся, Костя кивает и идет дальше. Потом Машка спохватывается — надо бы, вроде, автограф взять на новый альбом. Мы догоняем Костю, Машка берет автограф — себе и Маринке. Витя говорит: «Мы сегодня вечером придем», на что Костя опять понимающе кивает?
А потом мы много где были. И в Макдональце даже. Машка привезла калинку из Харькова, красную такую, веревочкой перевязанную. Тронула меня эта калинка почему-то. Машка с Витей слушали новый альбом — в первый раз, у них в Харькове он еще не появился. Забавно было на них смотреть — серьезные такие лица, вникающие. Зашли в какой-то рок-магазин недалеко от Арбата. Там нам подарили афиши «Алисы» — пустячок, а приятно.
Ещё мы ездили на Чистые пруды. Там тихо так… Разноцветные листья, припорошенные первым октябрьским снегом, почти голые деревья, трамвайчики, мерно стучащие своими колесами. Такая зимняя осень. Там было спокойно-спокойно. И там, короче, мы решили выпить Машкиного харьковского первачка. Пили мы его в каком-то дворе, рядом с какой-то заколоченной дверью. Болевший всё утро бок, простуженный в поезде, чудом прошел, стало тепло и хорошо ? Пили за двадцатилетие нашей любимой и родной «Алисы» да за нашу встречу. Закусывали солеными огурцами и почему-то виноградом — тоже харьковским.

Лужа оказалась ужасно похожей на наш Юбилейный. Только у нас сиденья оранжевые, а в Луже синие. И не три кордона перед входом, и металлоискателя нет. На дне моего рюкзачка, конечно, лежал фотик. Ну, менты, говорят, открывай сумку. Открыла. Вид у них был такой, что они готовы пересмотреть все мои вещи. Но увидев обилие всякой всячины в ней, они лишь спросили: «И куда вам столько всего?» на что я сказала возмущенно, что этого ещё мало, что вообще я приехала из Питера, на что менты лишь протянули: «А-а-а…» и оставили меня в покое. Вот жаль только фотки с концерта совсем не вышли ?
Вообще я вознамерилась весь концерт сидеть. Тихонечко так, спокойненько, места были хорошие, видно должно было быть нормально. Но не выдержала. На второй песне, кажется, на «Песне без слов» прошмыгнула мимо мента и уже стояла у сцены. И пела вместе с Костей и залом, пела любимые песни и такие понятные и родные слова. Чувствовала их боль и радость, их Печаль и Любовь, рвалась вместе с ними выше и опускалась вниз, «загоралась и гасла». Не хочется анализировать песни, их лучше слушать. Могу сказать только, что «Всадники» всё так же поражают своей непримиримостью, честностью и Печалью, «Светлая Русь» сплочает зал, когда все поют: «Моя светлая Русь, моя светлая Русь», мы все вместе, вместе по-настоящему, «Душа» остается всё такой же любимой и смиренной — песня человека, который голову приклонил… Ну, а «Радости печаль»… Не знаю, что сказать. Жить хочется после этой песни. И любить хочется, и верить хочется. СпасиБо, Костя. Ещё одно спасиБо — моё не первое и не последнее «спасиБо» тебе.
Я написала, что иногда хочется побыть птицей. Да, хочется побыть птицей, почувствовать свободу, сбросить с души ношу тяжкую, расправить крылья. Зачем ездить? Не знаю. Правда, не знаю. Может, это иллюзия, но мне кажется, что, когда я езжу, я становлюсь ближе к чему-то настоящему, живому. Дело не только в Косте и «Алисе». Это всё вместе — Костя и его песни, родные алисоманские души, поезда, другие города… Я люблю это, это моё.

А Машку я почти уговорила поехать к нам в Питер. Но только «почти». Бедная Машка не выдержала нашего холода и заболела. Возвращалась одна — грустно. Питер, снова Питер со своим истомленным взглядом.

Ветра! Вы не оставляете меня в покое. Вы вечно стучите в мою дверь.

Оля (olenenok)