Песню "Ко мне" Константин Кинчев написал уже много лет назад (в 1985 году). Она вошла уже в первый альбом "Алисы" с Кинчевым ("Энергия", 1985). Но любители творчества группы "Алиса" и по сей день иногда спорят об этой песне. Расскажу и я о своем восприятии данной композиции, о тех ассоциациях, которые возникают в моей голове, о тех мыслях, которые приходят на ум.
Раньше предо мной даже не стоял вопрос, к кому обращается Кинчев: к женщине ли, к другу ли, к смерти ли или еще к кому-либо? Хочет ли вновь услышать "голоса тех, кого любил и ждал"? Может, он зовет самого Бога? Я всегда воспринимал эту песню как выражение определенного внутреннего состояния, обращал внимание на то, из какого сердечного устроения исходит этот вопль: "Ко мне!"
Мне кажется, что это состояние внутренней раздробленности, разбитости, отсутствия душевной гармонии и цельности. Состояние дискомфорта, тревоги, бездонной тоски, уныния, когда хочется волком выть на луну. Такое настроение наваливается на душу, давит, как Кинчев и пел в одной из своих песен, "кто-то очень похожий на стены давит меня собой". Состояние, когда человек смертельно надоел сам себе и когда неуютно жить на этом свете. Когда "всё не так, всё не так, как надо". Когда "механика лет распалась на бесцветные дни", как и поется в этой песне. Когда "прожитые дни вырастают в плети и, взмахнувшись, падают – хлещут и хлещут" (А. М. Ремизов). Когда ни в чем не видишь смысла, и не обретается цели жизни. Когда человек не находит пристанища ни вне, ни внутри себя. Когда, может, и невозможно объяснить, чего хочется, но жить так, как жил, уже невмоготу. О таком расположении духа можно сказать словами Виктора Цоя: "Иногда я думаю, у каждого человека появляется ощущение, что он в клетке... В какой-то психологической клетке. Хочется найти выход собственным желаниям". Или словами Юрия Шевчука: "Заболел я душой, что вернулась ко мне".
Из такого душевного расположения рождается желание обрести кого-то, рождаются "поиски контактов, поиски рук". Когда душа начинает саднить от собственного эгоизма, задыхаться в затхлом мирке своего себялюбия, человек ищет, кому отдать свою любовь, за кого, может, отдать и саму жизнь, кому послужить. Ищет того, кто мог бы стать смыслом его жизни, ради кого стоило бы жить. Человек ищет кого-то, зовет его: "Иди ко мне!" Может быть, тот услышит. И сердце чует, что есть этот кто-то, что и он тоже зовет к себе. Хочет приблизить тот момент, когда встретятся два одиночества.
Возможно, речь идет о той, встретив которую, говорят: "это моя вторая половинка". Быть может, это тот, о ком просил и Андрей Вознесенский: "Пошли мне, Господь, второго!" [1]. Так Наталия К., участница форума на www.alisa.net, в своё время писала: "Я воспринимаю эту песню в том смысле, что когда совсем плохо, "когда механика лет распалась на бесцветные дни – иди ко мне", это скорее, такая мощная поддержка друга, очень мудрого, который говорит тебе: "я знаю, это зовёшь меня ты"... Знает и понимает..."
Помните, как в песенке из кино пелось:
Весь день я жду кого-то
без сна встречаю я рассвет
И все из-за кого-то
Со мною нет кого-то
Ах, где найти кого-то
могу весь мир я обойти
Чтобы найти кого-то
Вот и лирический герой песни "Ко мне" ищет кого-то, зовет кого-то. А сегодня я скажу: "кого-то, а, может быть, Кого-то – с большой буквы".
Я знаю, что религиозная трактовка ранних песен Кинчева или, например, Цоя некоторых возмущает. Но я, во-первых, помню слова самого Цоя: "Мне кажется, что песни, тексты, которые я пишу – они очень многозначные, очень ассоциативные, могут рассматриваться с очень многих углов зрения и каждому человеку могут дать то, что он хотел бы взять из этой песни. И песни – о жизни, о любых проявлениях жизни, которые я замечаю, и о людях, о психологии человеческой". Подобные мысли высказывал и Константин Евгеньевич. И еще я – христианин. Для меня моя вера не выглядит сказкой или мифом, религиозное мировоззрение я не считаю некоей "скорлупой", в которой живут лишь верующие люди. Я верую, что весь этот мир создан Богом, каждый человек есть творение Божие, независимо от того, верующий ли он или нет. И каждого Господь зовет к Себе. Виктор Цой пел:
Но странный стук зовет в дорогу,
Может, сердца, а может, стук в дверь,
И когда я обернусь на пороге,
Я скажу одно лишь слово: "Верь".
Когда я говорю, что, слыша песню Цоя "Стук", вспоминаю Откровение Божие: "Се стою у двери сердца каждого и стучу" (См.: Откр. 3, 20), это не значит, что, по-моему, Цой подумал-подумал, почесал затылок и решил: "Дай-ка я напишу песню о Боге". Нет. Но это значит, что я помню слова святителя Феофана Затворника о том, что "призывающая благодать – всеобщая, никто не исключен". Священное Писание говорит о Боге, "который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины" (1 Тим. 2, 4). В другом месте Иисус сказал о Себе, что Он есть истина (см.: Ин. 14, 6), т. е. Спаситель наш Бог желает, чтобы каждый пришел к Нему и наследовал блаженство вечное. Господь всех зовет к Себе, стучится в каждое сердце. …Цой же сам до конца не понимает, он говорит о "странном" стуке. Но все же его вывод прост: "Верь".
Итак, в песне "Ко мне" мне слышится поиск Кого-то – и с большой буквы тоже. Православие учит, что дух человека – это та сила, которую вдохнул в человека сам Бог. Поэтому ничто земное, суетное удовлетворить духа нашего не может. Мы все время куда-то бежим, к чему-то стремимся, но как часто, достигнув своей цели, чувствуем внутреннюю опустошенность! Или, оглядываясь назад, мы видим, что почитали достичь чего-то счастьем, а теперь достигли и нам кажется, что достижение наше подобно мыльному пузырю. Как замечает отец Димитрий Дудко, "Люди хотят рассеять тоску земным устройством и удовольствием, а этим самым они ее усугубляют. Не понимают, что тоска – это жажда Бога" [2]. О том же говорит святитель Феофан: "Дух, как сила, от Бога исшедшая, ведает Бога, ищет Бога и в Нем одном находит покой" [3].
Майку Науменко принадлежат слова: "Я кричу, но ты не слышишь мой крик, и никто не слышит" ("Все в порядке"). "Никто", значит, и небеса глухи и немы; безразличны к моим страданиям. Как важно в такой жизненной ситуации не отчаяться, а продолжать звать, искать, стучать – и отворят вам! И услышит человек всем своим беспокойным сердцем, как "зовешь меня Ты": "Приидите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, – говорит Господь, – и Я успокою вас. Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим. Ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко" (Мф. 11, 28-30).
"Земля уходит из-под ног…." Но это значит, что Небо протягивает руку!
"Ко мне" – это песня-нерв, песня-вопль. Мне слышится в ней и нотка богоискательства.
Здесь есть такие строчки:
Иди ко мне!
Когда бессмысленно петь и тревожно ждать…
Иди ко мне!
Я подниму тебя вверх – я умею летать…
Иди ко мне!
Если механика лет распалась на бесцветные дни…
Иди ко мне!
Итак, я открываю счет: "Раз, два, три…"
Ко мне!!!
Эх, почему люди не летают, как птицы? Или летают? Я говорил о сердечных переживаниях.… Так что значит: "Я подниму тебя вверх – я умею летать"? Возможно, речь идет о духовных устремлениях, скажем, о молитве. Как, например, А. С. Пушкин писал:
Отцы пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,
Сложили множество божественных молитв…
Быть может, речь идет о влиянии некоторых произведениях искусства. Тех, которые возвышают душу, отрешают ее от земной суеты. И душа – парит, ищет в таких "творениях рук человеческих" "выражения в прекрасных формах невидимого прекрасного мира, куда манит ее своим воздействием дух", ведь "красоту Божию созерцать, вкушать и ею наслаждаться есть потребность духа, есть его жизнь и жизнь райская" (свт. Феофан).
Но, думаю, что фраза эта имеет и иной смысл, не только зовет воспарить духом.
Когда человеку на этой земле не за что "зацепиться", нечего терять, когда все земные ценности для него "потухли", он способен расслышать глас Божий, обратиться к ценностям вечным. Но в такие минуты подкрадывается и другая мысль, подкрадывается искушение: "Если здесь, на земле душа моя ничего не нашла, если здесь не был я счастлив, а мое сердце "нарывалось" лишь на скорби, так, может быть, там, за чертой, за порогом этой жизни я найду чаемое счастье? Быть может, там я найду что-то настоящее, а не эту череду масок, лицемерных условностей, бессмыслицы и суеты? И помысел говорит: "Ну что ты? Смелей. Нам нужно лететь!" Назойливо повторяет:
Ни шагу назад, только вперед,
Это с собою нас ночь зовет.
Куда полетим? Вверх или вниз?
Это ответит нам наш карниз.
Дух злобы поднебесной нашептывает: "Иди ко мне! Я подниму тебя вверх – я умею летать…" Да, образ полета в русском роке – это еще и образ самоубийства…
И Кинчев когда-то пел:
Визг тормозов,
Музыка крыш –
Выбор смерти на свой риск и страх.
("Все в наших руках", 1990)
Пел именно об этом. Но он и продолжал:
Битва за жизнь,
Или жизнь ради битв,
Все в наших руках.
А в другой песне, также известной уже по первому альбому "Алисы", Кинчев свидетельствует:
Быть живым – мое ремесло.
Это дерзость, но это в крови.
("Мое поколение", 1985)
Потом обе эти песни, "Ко мне!" и "Мое поколение", войдут в двойной концертный альбом "Алисы" "Шабаш" (1991). В этом же альбоме есть песни, когда, скажем так, "я" этих песен становится пред Лицом Божиим, значит, на суд Божий.
Вот он я, смотри, Господи,
И ересь моя, вся со мной.
Посреди грязи, алмазные россыпи.
Глазами в облака, да в трясину ногой.
Кровью запекаемся на золоте,
Ищем у воды прощенья небес.
А черти знай, мутят воду в омуте
И, стало быть, ангелы где-то здесь.
Эти строки из песни "Сумерки" 1987 года. "В то же время написана "Новая кровь". И как во всех песнях этого периода в ней явно звучит тема расплаты за вольную жизнь:
Костер как плата за бенефис.
И швейцары здесь не просят на чай.
Хочешь, просто стой, а нет сил – молись,
Чего желал, то получай.
Вино, как порох, любовь, как яд.
В глазах слепой от рождения свет.
Душа – это птица, ее едят.
Мою жуют уже тридцать лет.
("Новая кровь", 1987)" [4]
И вот пред Лицом Божиим Кинчев произносит такие слова, кажется, покаянные:
Дорогу выбрал каждый из нас,
Я тоже брал по себе.
Я сердце выблевывал в унитаз.
Я продавал душу траве.
Чертей, как братьев лизал в засос,
Ведьмам вопил: "Ко мне!"
Какое тут солнце? Какой Христос?!
Когда кончаешь на суке-луне!
("Новая кровь")
Мыль о самоубийстве, когда приближаешь смерть, когда дерзко приказываешь ей: "Ко мне!" – это, воистину, бесовство: "Чертей, как братьев лизал в засос, ведьмам вопил: Ко мне!".
Но и здесь же Кинчев поет об обновлении, о желании нового опыта, о которых я тоже слышал всегда в песне "Ко мне!":
Начну сначала и выброшу вон,
Все то, что стало золой.
Я вижу, ветер отбивает поклон
Крестам над моей головой.
("Новая кровь")
А это уже образ смирения: "Ветер отбивает поклон крестам над моей головой". "У него ветер в голове, ветром подбитый, ветрогон" – так говорят о человеке легкомысленном, несерьезном, непоседном и опрометчивом. Ветреный человек – человек неосновательный, непостоянный, ненадежный, безрассудный, несдержанный и развязный. Сразу вспоминается рок-н-ролльная разухабистость, бесшабашность. (Как пелось, "жил, как ветер, то с этой, то с той".) Ветер же – образ вольницы, независимости, свободы. Так и говорят: "вольный, как ветер". Свобода же и дана для того, чтобы свободно принять Евангелие. И о, чудо! Принимая Евангелие, принося свою свободу к подножию Распятия, я обретаю подлинную – духовную свободу! Се – обетование Христово: "Если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными" (Ин. 8, 31-32) [5]. И еще говорит Господь: "Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю" (Мф. 5, 5). "Какая это земля?.. После падения Бог назвал землею Адама, а в Адаме назвал землею и меня: Земля еси и в землю отъидеши [6]. Будучи землею, я вместе с тем и лишен владения этою землею: похищают ее у меня различные страсти,… я лишен всей власти над собою" [7]. Вот, кротость, смирение и возвращают мне эту власть, дают мне самообладание. А ведь без самообладания не может быть и свободы [8]. Именно смирение дарует подлинную духовную свободу. И смиренных сердцем Господь спасает от печали, освобождает и от страсти уныния.
…Возвращаюсь к песне "Ко мне!" Иногда я слышу, что в этой песни нет ничего, кроме эротики-интима. Не знаю – не знаю. В моей душе такая версия звучит диссонансом. Мне эта трактовка странна (чужда). Другое объяснение мне ближе. Как сие ни удивительно, это намек самого автора:
Вопрос: За последнее время вы не написали ни одной песни о любви к женщине...
Ответ Константина Кинчева: А у меня, песен на подобную тематику, и не было никогда!
Вопрос: А как же "Ко мне"?
Ответ: Эта песня о смерти [9].
А ведь и правда! Дыханием смерти веет из песни.
Здесь есть такие слова: "Иди ко мне! Когда бессмысленно петь и тревожно ждать…" Кажется, очень точно передано состояние человека, когда, что называется, "покойник в доме". Разумею не тот плач, не то горе, которое испытывает человек в такие минуты, а неизъяснимое, благоговейное созерцание таинства смерти. Почти физическое ощущение ее присутствия рядом. "Когда бессмысленно петь и тревожно ждать…" Насколько я знаю, традиция завешивать зеркала, зеркала и картины в доме развилась из желания ни на что не отвлекаться, даже на себя, помолиться за усопшего, побыть еще с ним в эти последние дни. Иногда этот обычай "завесить все черным" объясняют стремлением создать траурную обстановку. Но чаще всего здесь рождается суеверный страх, что смерть отразится в зеркале и заберет еще кого-то. И это суеверие, этот страх рождается именно из ощущения того, смерть где-то рядом. Она тут соприсутствует.
Уже в первых строчках песни "Ко мне!" слышится недоброе предчувствие:
Иди ко мне!
Если случится ночь, мы не станем пить чай…
Иди ко мне!
Я объясню тебе смысл слова "прощай"…
Иди ко мне!
Если выпадет снег, ты ляжешь чуть раньше меня…
Иди ко мне!
Слышишь? Это говорю тебе я…
Ко мне!!!
"Если случится ночь, мы не станем пить чай" – что это за рифмоплетство такое? К чему это? А, может быть, подразумевается то, что вечерний чай – дело обычное. А нечто, из ряда вон выходящее, заставляет потеснить все обычное…
В третьем куплете слышу ответ на первый.
Иди ко мне!
Это новолунье мстит тем, кто успел.
Иди ко мне!
Я до сих пор удивляюсь себе, как я посмел.
Иди ко мне!
Лес продолжает жить, лес чувствует движение весны.
Иди ко мне!
Я слышу голос, я знаю, это зовешь меня ты.
Ко мне!!!
Итак, ночь уже случилась, уже "новолунье мстит тем, кто успел" (переступить порог смерти?).
Как известно, Луна живет ритмами: она растет, убывает, исчезает, потом опять "возрождается", растет… Новолунье – это такая фаза Луны, при которой Луна находится между Солнцем и Землей и невидима для земного наблюдателя, и время появления на небе луны в виде узкого серпа. Для поэтического, мифологического или философского сознания – это важный символ. Луна как бы умерла [10]. Три ночи ее не было, темным оставалось небо. И вот – луна опять над головой. Она возродилась. Начался новый лунный месяц.
Человек смотрит на небо, наблюдает за чередованием лунных фаз – и у него рождается надежда на то, что "весь я не умру", на то, что и я, уйдя из этой жизни, все-таки когда-нибудь сюда опять вернусь или обрету новое существование [11]. Но посещают и другие думы. О том, что "ничто не вечно под Луною". О том, что у гробового входа младая-то жизнь будет играть, но меня-то не будет (!)… О том, что в природе все циклично, все возрождается, а человек уходит, и нет его. "Это новолуние мстит тем, кто успел" [12].
Смерть всегда человеком воспринимается как неожиданность, как случайность, как нечто противоестественное. Ее никак не возможно принять. Она каждый раз поражает до глубины души. Мы обычно бежим от смерти. А если стремиться к ней человек, то не из любви к смерти, а из-за того, что жизнь "обрыдла". Но, когда минует трудный период жизни, когда человек вновь с радостью встречает новый день, он оглядывается и думает: "Господи, дай мне еще пожить, я не хочу умирать". Человек ужасается, удивляется себе, как он посмел призывать саму смерть.
Тем более, противоестественной кажется смерть в дни новолуния или "на фоне" весеннего возрождения в природе, когда все живое "чувствует движение весны"! Кстати, мифологическое сознание находит связь между Луной и растительностью. Считается, что "из единого источника вселенского плодородия происходит и растительный мир, подчиненный той самой периодичности, которой управляют лунные ритмы". Так, например, "французские крестьяне, – по свидетельству Мирча Элиаде, – до сих пор сеют в новолуние, но подрезкой деревьев и сбором овощей они занимаются тогда, когда Луна убывает, – явно для того, чтобы не вступать в противоречие с космическим ритмом, разрушая живой организм в период подъема природных сил" [13]. Я не знаю, что по этому поводу говорит современная наука, но вновь повторю: особенно ошеломляет и поражает смерть во время всеобщего обновления и оживления. Она воспринимается, как гром среди ясного неба, сваливается, как снег на голову! Трудно принять смерть близкого человека! Но еще сложнее смириться с таким уходом, "когда над землею бушует весна".
В заглавной песне того альбома, куда вошли упомянутые мной композиции, опять прозвучит эта тема. Имя этой песни – "Шабаш". Шабаш – в смысле "всё", "конец" или "довольно". В том смысле: "Вот и все. Бой окончен. Победа! Враг повержен. Гвардейцы, шабаш!" Всё, шабаш! Пережили злую зиму. "Солнце с рассвета в седле. Кони храпят да жрут удила". И далее, во второй песне альбома, захватывает движение весны:
Лысые поляны да топи в лесах,
Это пляшет по пням весна.
Хей, лихоманка вьюга-пурга!
Что, взяла? Ха! На-ка, выкуси-ка!
Кыш, паскуда! Черная ночь!
Нынче солнце да масленица!
Гуляй, поле! Ходи, изба!
Ой, да праздник! Ой, да!
Дрянь твое дело, дедушка-снег, Почернел да скукожился.
Жги! Жги, красное! Жги меня! Жги!
Жги, чтоб ожил я!
Жги меня! Жги! А я тебе отплачу Пламень-песнею!
Эй, птицы-синицы, снегири да клесты,
Зачинайте заутреннюю!
Несколькими штрихами Константин Кинчев создает яркую картину бурного пробуждения жизни, такой пляски весны. "Весна на дворе! Весне мороз не указ!" Шабаш! Зима лютая позади! Но, о! какая страшная потеря! Песня "Шабаш" посвящена памяти друга Кинчева, памяти Александра Башлачева. Поэта, которого "слизала языком" "зима-блокадница". Он ушел из жизни как раз в преддверии весны. Название песни созвучно прозвищу Александра Николаевича: Шабаш – СашБаш. И одно из значений слова "шабаш" – "гибель", "конец".
Вот как вспоминает Нина Барановская о тех похоронах: "Сотни людей стояли на новом Ковалевском кладбище под Ленинградом около свежевырытой могилы. Представитель кладбищенской администрации, официальный распорядитель похорон, был в растерянности – и оттого, сколько народу собралось, и оттого, что люди стояли вокруг открытого гроба молча. Тяжелое, физически ощутимое молчание прижимало к обледеневшей земле. Казалось, сам воздух превратился в глыбы льда, спрессовался. Нечем дышать. Невозможно говорить. В этой траурной толпе не было ни одного человека, который пришел "исполнить долг". Была одна страшная боль на всех, одно общее горе, одна непоправимая беда…. На крышку гроба положили Сашину гитару. Застучали по дереву, ударили по струнам мерзлые комья земли. И тихим стоном отозвались струны, зазвучав последний раз. Все. Кончено. Так же молча потянулись люди к станции. За спиной оставалось огромное голое поле Ковалевского кладбища: ни одного дерева, ни одного креста. Низенькие прямоугольнички гранита, низенькие ограды – неметчина. Здесь начинает казаться, что весна – выдумка поэтов, что ее не бывает. Здесь особенно пронзительно выстреливает из памяти Сашина строка: "Я знаю, зима в роли моей вдовы…"" [14]
У Юрия Шевчука есть песня, написанная на смерть близкого человека ("Беда"). Тут есть строка, которой можно резюмировать настроение обеих этих песен: "Все готовится жить, ты одна не спаслась".
"Скоро будет весна, но этой весны ты не увидишь" (А. М. Ремизов).
А ведь, почему душа наша не может смириться со смертью? Христианство говорит: потому что она, душа, – бессмертна! И песня "Шабаш" все же оканчивается словами: "Мир тебе, воля-весна! Мир да любовь! Мир да любовь! Мир да любовь" А сегодня Кинчев поет, что "С Богом легко умирать". И Юрий Шевчук исповедует: "Никому нет конца, даже тем, кто не с нами".
… Я не стану уточнять, с кем же, по-моему, ведет разговор лирический герой песни "Ко мне!" Скажу о том, какие мысли и чувства будит эта песня во мне сегодня. Мне песня напоминает действительно о часе смертном. В моем сегодняшнем восприятии слова "Ко мне!" – это обращение к памяти смертной. Не к самой смерти, а к памяти смертной. Полезно помнить о том, что все мы смертные. Полезно помнить, что "человекам положено однажды умереть, а потом суд" (Евр. 9, 27). Само это осознание может помочь выйти из тупика жизненного, разогнать тучи уныния. Ведь, как напоминает преподобный Серафим Саровский, "В чем застану, в том и сужду", – говорит Господь. Горе, великое горе, если застанет Он нас отягощенными попечением и печалями житейскими [15]. Вот, в чем роковая ошибка того, кто в безвыходной ситуации решается на самоубийство? Он эту безвыходную ситуацию, это уныние, эту тоску, когда кошки на душе скребут – все это он превращает в вечность. То состояние души, с которым уходит с земли, он уносит с собой. Как говорил один литературный герой, "у жизни был отвратительно горький вкус, я чувствовал, как давно нараставшая тошнота достигает высшей своей точки, как жизнь выталкивает и отбрасывает меня". Вот это тошнотное состояние самоубийца делает вечной адской мукой души. Поэтому, помня о часе смертном, легче с надеждой на Господа справиться со страстью уныния. Так что "времени нет для тоски и печали"! Ведь
Не замечая, времени ход,
Звезды плетут хоровод.
С каждой минутой ближе покой,
Вечность стоит за спиной.
(К. Кинчев)
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Не славы и не коровы,
2. Дудко Д., священник. На скрещеньи дорог: Православие в современном мире. – М.: Трифонов Печенгский монастырь, Изд-во "Ковчег", 2001. С. 195.
3. "Жажда Бога выражается во всеобщем стремлении ко всесовершенному благу и яснее видна тоже во всеобщем недовольстве ничем тварным. Что означает это недовольство? То, что ничто тварное удовлетворить духа нашего не может. От Бога исшедши, Бога он ищет, Его вкусить желает и, в живом с Ним пребывая союзе и сочетании, в Нем успокаивается. Когда достигает сего, покоен бывает, а пока не достигнет, покоя иметь не может. Сколько бы ни имел кто тварных вещей и благ, все ему мало. И все… ищут и ищут. Ищут и находят, но, нашедши, бросают и снова начинают искать, чтоб и то, нашедши, также бросить. Так без конца. Это значит, что не того и не там ищут, что и где искать следует. Не осязательно ли это показывает, что в нас есть сила, от земли и земного влекущая нас горе – к небесному?" – Феофан Затворник, святитель. Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться? – М.: Сестричество во имя преподобномученицы великой княгини Елизаветы, Издательство "Правило веры", 1996. С. 48.
4. Барановская Н. "По дороге в рай…", или Беглые заметки о жизни и творчестве Константина Кинчева. // Константин Кинчев: Жизнь и творчество, стихи, документы, публикации. – СПб.: Новый Геликон, РИЦ Ток, 1993. С. 40.
5. "Господь обещает величайший дар, и Он вправе ожидать, что при слове "свобода" встрепенется душа. Но Ему ответили: "Мы… не были рабами никому никогда: как же Ты говоришь: сделаетесь свободными?" Тут сразу можно ставить точку: если человек не чувствует несвободы, то говорить ему о свободе бесполезно". – Резников В., прот. Полный круг проповедей на ежедневные апостольские и евангельские церковные чтения. – М.: Русская историко-филологическая школа "Слово", 2002. С. 45.
"Он старался доказать не то, что они были рабами людей, но что они – рабы греха. А это рабство и есть самое тяжкое; от него может избавить один только Бог, потому что никто другой не может отпускать грехов". – Иоанн Златоуст, св. Полное собрание творений в 12тт. Т. 8. – М.: Православное братство "Радонеж", 2002. С. 353.
6. Ты прах и в прах возвратишься (Быт. 3. 19).
7. Игнатий Брянчанинов, святитель. Полное собрание творений. Т. I. – М.: Паломник, 2001. С. 484.
8. "Налицо очевидная деградация человека, переход от богатой и глубокой духовной жизни на уровень примитивных инстинктов и рефлексов. <…> Внутренняя христианская личность всегда свободна, ибо свобода есть неотъемлемый дар Божий, независимый от внешних условий существования. Внутренняя свобода может быть искажена лишь собственным произволом или добровольно утрачена, когда человек подпадает рабству страстей. Таким образом, подлинная свобода связана с самообладанием и предполагает внутреннюю дисциплину, благодаря которым происходит развитие, становление высокой, сознательно ответственной личности". – Алексий II, святейший Патриарх Московский и всея Руси. Обращение к клиру, приходским советам храмов г. Москвы, наместникам и настоятельницам ставропигиальных монастырей на Епархиальном собрании 25 марта 2003 года. – М.: Издательский Совет РПЦ, 2003. С. 15.
9. http://www.alisa.net/pressa.php?action=2003&disk=press171
10. "Соответствующий языковой оборот со значением "луна умерла, луна убита" встречается применительно к лунному затмению в большом числе языков мира". – Иванов В. В. Лунарные мифы. // Мифы народов мира. Энциклопедия. Т. 2. – М.: Советская энциклопедия, 1982. С. 79.
11. Комментарий религиоведа: Интуитивное восприятие космических судеб Луны стало для архаического сознания началом своеобразной антропологии. В "жизни" Луны человек узнал самого себя – не только потому, что его собственная жизнь, подобно жизни всех организмов, имела конец, но прежде всего потому, что "новолуние" придавало смысл его собственной жажде обновления, его надеждам на "возрождение". – Элиаде М. Трактат по истории религий. Том 1. – СПб.: Алетейя, 2000. С. 299.
12. Кстати, в некоторых мифологических системах "считалось, что на двое суток (во время новолуния) месяц отправляется в потусторонний мир, чтобы наказывать там мертвых преступников". – Иванов В. В. Указ. соч. С. 79.
13. Элиаде М. Трактат по истории религий. Том 1. – СПб.: Алетейя, 2000. С. 305.
не шаткой короны земной –
пошли мне, Господь, второго –
чтоб вытянул петь со мной!
Прошу не любви ворованной,
не денег, не орденов –
пошли мне, Господь, второго,
чтоб не был так одинок.
…
