Я пою о сумасшедшем доме,
потому что я здесь живу…
(П.Самойлов)

Когда ходишь по этой земле, хочется писать сказки…
(К.Кинчев)

Предисловие или отмазка.

Было начало июня, сессия, и ужасно не хотелось заниматься. Когда никого не было дома и можно было не создавать иллюзию учебы, Маринка садилась за комп и начинала стучать по клавишам. Зачем? Почему? Все очень просто. Дело было так. В начале это был просто прикол. Надыбав подобную историю в инете Маринка подумала: «Прикольно». Потом еще не много подумала, что для нее было достаточно сложно и необычно, т.к. так много думать она вообще-то не привыкла, и решила: «И я так могу». И села за комп. Немного репетиций и занятий по изучаению букв – гласные, согласные, винитильный подеж; местоимения, которые как Кинчев не имеют лица; а затем и клавиш на компе, и сказка полилась сама собой. Герои оживали и жили своей жизнью. Добро побеждало зло. А сказочная деревня Кинчевка становилась все реальнее и реальнее, пока… Пока однажды утром, когда Маринка занималась изучением географии, а именно той ее части, тех районов, где когда либо бывала или будет Алиса, она обнаружила на подробной карте бывшего Советского Союза маленькую деревушку в сотню жителей. Рядом с малюсенькой точкой на карте значилось: д. Кинчевка. Маринка, конечно, не поверила своим глазам, протерла их, пообещала своему изображению в зеркале больше не пить и побежала звонить Машке. Машка, как любой нормальный человек, конечно, вначале долго смеялась над Маринкой. А, повесив трубку, задумчиво потянулась к глобусу, томно толкнула его пальцем, и глобус закрутился в ее руках. Машка смотрела на него, на плескающиеся на нем волны, на кипящие города, на колосящиеся поля, на шумящие джунгли… Пока глобус не остановился. «Это мой город» - сказал чей-то голос в Машкином мозгу. Машка увидела маленькую точку, в которой копошилась горстка людей. Что-то родное было в этих людях. Машка навострила свое художественное зрение, дабы запомнить и нарисовать все это потом. Это была деревня Кинчевка, а в ней она увидела себя. В это же время Маринка всматривалась в свою карту. То, что они увидели, им удалось зафиксировать, а потом поделиться с друзьями. Друзья посмотрели, прочитали, посмеялись. Но, однажды взявшись за карту, они вдруг увидели все ту же маленькую точку и подпись под ней: д. Кинчевка. С тех давних времен, всякий настоящий Алисоман, Алисоманка, а в особенности Алисоманенок, прочитав этот рассказ, вскоре обнаруживал на своей Алисовской карте Новую деревню. В тот момент, когда ему становилось грустно, он смотрел на нее, жил с ней и видел в ней себя. Посмотри и ты на свою карту… Это всего лишь сказка, но в ней живут твои герои, только той жизнью, которую дашь им только ты… А вот что увидела Маринка.

Проба пера.

Утро. Деревня Кинчевка. Светает, но солнце еще не взошло. Теплый летний ветерок треплет поросший бурьяном огород Алисоманов, разносит вчера скошенную и сложенную в кучу траву Кинчева и нагло уносит заныканную в специально не прополотом огороде «траву» Самойлова. Фиолетовый цвет неба, редкие облака и светлеющая луна – все говорит о том, что день будет теплым и удачным. И только посапывание под забором после похмелья Strato, говорит, что утро, однако, удачным может оказаться не для всех. Все спят. Лишь один человек не спит. Это Машка по привычке выползает встречать рассвет. И хоть курсовик с темой рассвета у нее уже давно сдан, но привычка вставать рано утром осталась. По привычке, пробираясь через кладбище, на котором, правда, Слава Богу никто не похоронен, но на которое вся гоп компания давно хочет перевезти Цоя, Сашбаша и Чуму, Машка спешит навстречу Солнцу. Тишину природы нарушает ее голос: «Но солнце всходило, чтобы спасти наши души, солнце всходило, чтобы согреть нашу кровь…» Далее следовали слова про сторожей, но слышно их было плохо, т.к. Машка явно чуяла, что сон их явно нарушен, хоть им еще и невдомек. Впрочем, сторожам было как раз совсем и вдомек. Они уже знали, что это как всегда Машка и как всегда идущая встречать рассвет. Но «они охраняют покой», поэтому всякий раз при неосторожности Машки исполнить что-нибудь романтическое про Солнце, они кидались исполнять свой долг. Они – это были крыса и пес. Они жили под лестницей у Кинчева, иногда переселялись к Шатлу, когда он их подкармливал мяском, или к Петру Сергеевичу, явно чувствуя в нем профессионально-любительскую любовь к животным. К Алисоманам они переселялись крайне редко, т.к. ненавидели запах спирта. Но когда вся группа Алиса уходила в пост, а потому на вкусные косточки надеяться не приходилось, пес все же перебирался под лестницу к Алисаманам. Крыса же делала это еще реже, т.к. без косточек обходиться ей удавалось. Но одной жить было все же скучно, поэтому и она перебиралась к Алисоманам под лестницу. В это же утро крыса и пес, свернувшись клубочком, мирно и привычно посапывали у Кинчева под лестницей. В ответ на звуки, доносящиеся со стороны кладбища пес, впрочем, открыл один глаз, но, хорошенько подумав, лаять не стал. То ли сон приснился ему хороший, то ли подействовал кусок мяса, который добросердечная Машка утащила со вчерашнего стола, дабы задобрить его, то ли пугал обещанный вчера Кинчевым Чумовоз, если он еще раз разбудит его (Кинчева) в такую рань своим лаем. Чумовоз, впрочем, приехать все же должен был. А так же Цоевоз и Сашбашавоз, но об этом, я думаю, шутить как-то грешно, а потому опустим. Меж тем край солнца уже показался на горизонте. Первые его лучи шмыгнули по бурьяну огорода Алисоманов, кинчевской газонокосилке и мирно спящему под забором Strato, заглянув ему прямо в глаза. Strato недовольно зажмурился, вспомнил чью-то маму и перевернулся на другой бок. В алисоманском дворе запел петух. Другой петух откликнулся на придорожном указателе. Со стороны кладбища слышался голос Машки: «И смотреть солнцу в лицо, как в глаза друзьям…» В деревне-Кинчевке начиналось обычное летнее утро…

Часть 1.

В доме Кинчевых в это утро проснулись все одновременно. Всех разбудил громогласный голос Кинчева: «Утро. Понедельник. Тяжело вставать…»
-Какой понедельник, сегодня среда… - протянула сонно жена Кинчева и потянулась.
-Какая среда, сегодня пятница – возразила старшая дочь Кинчева из соседней комнаты, тоже потянулась, но не просто так, а к магнитофону, дабы врубить Мэрлина Мэнсена.
-У тебя семь пятниц на неделю – ляпнула младшая дочь Кинчева, абы что-то ляпнуть и, заткнув уши ватой, почапала к рукомойнику умываться.
Сын Кинчева ничего не сказал, а молча полез под кровать за закатившимся туда вчера солдатиком. «Че с этими бабами разговаривать» - подумал он. Он-то прекрасно знал, что сегодня лето, а значит абсолютно не важно какой день. Солдатик никак не хотел вылазить из под кровати и корчил там кинчевскому сыну рожи, ушло схватившись за заныканную там же недопитую бутылку водки, а также часть той травки, которую так бессовестно сегодня утром уносил ветер с Петиного огорода.
-Сань, а Сань, а что если я сделаю себе еще одну наколку? На животе? В виде солнцеворота. Прикинь как круто будет… - мечтательно протянул Кинчев.
-Золотой иглой писал на теле руны? – спросила жена.
-Писал – подтвердил Кинчев.
-Ну и как, писать научился? – пошутила жена Кинчева.
-Руны? Нет, – не понял глупой шутки Кинчев и пошел выгонять свою младшую дочь от умывальника. Младшая дочь, заткнув в рукомойнике дырку собственным носком, напустила в него воды и уже пускала в ней кораблики, напевая «My heart will go on», но на мотив «Мы держим путь в сторону леса», чтоб не зафукали родные. Взвизгнув от неожиданного подзатыльника, младшая дочь Кинчева прикинулась чистящей зубы. Впрочем, Костя ей все равно не поверил, поскольку зубная паста кончилась еще в прошлом месяце, а на новую денег не было. Денег не было так же на мыло и стиральный порошок. Костя, вспоминая свое панковское прошлое, протер глаза руками и отправился в сортир размышлять о том, где взять денег. О проблеме отсутствия денег вспомнила и жена Кинчева, зайдя в ванную, но пилить мужа не начала, т.к. не успела. Муж крепко защелкнул дверную защелку внутри.
Кинчев перелистывал третий номер Шабаша, служивший нынче туалетной бумагой, т.к. денег на нее опять же не было. Мысли Кинчева из насущных (его будоражил звон монет) перешли в размышления о смысле жизни. «На моей земле, видно, так повелось, все не слава Богу, все не так как у всех…» - думал он. «А ведь Каждому с рождения было ровно дано…» Он нажал кнопку смыва. Вода заурчала, но не полилась, напомнив о том, что бачек тоже уже давно сломан. «Все не так как у всех» подумал Кинчев, но расстраиваться все же не стал. В это утро он был настроен филосовски-меланхолично, и даже немного весело.
-Доброе утро, таким как вы и таким как я! - попытался заговорить зубы Костя своей жене. Жена явно уже была не в духе и все по той же причине. Денег не было уже месяц, а Костя зарабатывать их отказывался.
-Рок-н-ролл – это не работа, - говорил он. - Научись питаться шумом трамваев.
Жена злобно постукивала скалкой по столу, а другой рукой помешивала морковную кашу. На столе стоял уже готовый салат из моркови, морковная запеканка и морковный сок. Несколько морковин лежало на полу еще бесхозных. На них с унынием поглядывал пробравшийся на кухню пес.
Все дело в том, что с тех пор, как семья Кинчевых решила переехать в загородный дом, Кинчев начал глубоко задумываться о том, как родна и близка ему эта земля. «Все это наша земля» - думал Кинчев оглядывая свой огород. «Моя земля. Мои десять соток» - Кинчев пускал слезу. «Надо бы на ней что-то посадить… Или кого-то посадить». Посадить кого-то не удалось. Его спасла «от тюрьмы – сума». Впрочем, сума оказалась заполненной семенами морковки, и поэтому на земле была посажена морковка. Морковка была посажена еще и потому, что очень красиво она смотрелась в земле: красная на черном. А также, потому что в семействе Кинчевых проживало два кролика - надо же было их чем-то кормить. Впрочем, в связи с голодухой, кролики были уже давно съедены, а морковка все сажалась и сажалась, семена ее все не заканчивались и не заканчивались. «Наверно волшебные» думал Кинчев. А теперь она еще и спасала семью от голодной смерти.
-Когда будут деньги? – грозно спросила жена.
-Я не берусь отвечать, – неуверенно промямлил Кинчев, взяв со стола морковку и принявшись ее грызть.
-Концерт, что ль сделай для Алисоманов – смягчилась жена.
-Да у них же самих денег нет. Не придут они. Я же вчера им бесплатно по-пьяни пел…
-Ну и дурак, - снова начала горячиться жена Кинчева. – износил сапогов сотни, а рубах изодрал столько, сколько трав истоптал… - На этих словах сын Кинчева нервно заерзал на стуле и, не выдержав напряжения, побежал проверять траву под кровать. Под кроватью, к счастью, все было на месте. Солдатик все так же хитро улыбался и корчил рожи. Впрочем, траву он не трогал. Сын Кинчева успокоился и пошел завтракать. В кухню пришла и старшая дочь Кинчева, весело напевая то ли что-то из нового Мэрлина Менсена, то ли из старого Мумия Тролля. Пришла и младшая дочь Кинчева – в одном носке (вторым она затыкала сегодня умывальник) и в подраных по-панковски джинсах. Джинсы вообще-то еще вчера были новыми, но младшая дочь мечтала в будущем стать панком, а потому теперь подражала им во всем.
Не успела семья приступить к принятию вкуснейшего морковного завтрака, как в дверь постучали.
-Если это опять из школы, то меня нет дома – сообщил Кинчев стоящему за дверями.
-Папа, лето!!! Каникулы!!!! – хором воскликнули дети.
-Если это Алисоманы – то меня тоже нет дома – сообщила жена Кинчева, стоящему за дверями. – Мне надоело их отсюда выгонять. Сам разбирайся, – сказала она мужу. – Вечно, как не придут, так насрут в парадной, - добавила она для устрашения и резонности, не много подумав.
«Если это Петр Сергеевич, то меня тоже нет дома» - подумал сын Кинчева и побежал прятаться под кровать.
Старшая дочь Кинчева не подумала ничего, т.к. и вовсе не слышала стука. Она была поглощена прослушиванием нового домашника Мэрлина Мэнсена, который вчера выменяла у Вов(Ы) на новый домашник Кинчева. Впрочем, дочь Кинчева уже давно просекла, что можно писать и нычно выменивать домашники Кинчева. И только Кинчев не переставал удивляться, почему Алисаманы знают его песни все, и даже те, которые он никогда не исполнял. Вов(А) же пошел еще по более простой линии. Он исполнял домашники Мэрлина Мэнсена сам, писал их на магнитофон и выменивал у старшей дочери Кинчева на новую Алису. Тем они и жили.
Но в дверь постучали еще раз. Самой трезво мыслящей оказалась младшая дочь Кинчева:
-Кто там? – спросила она.
-Почтальон Печкин – отозвался голос.
«Алисаманы, еще и обкуренные» - подумала жена Кинчева.
«Где они такую траву взяли» - подумал сын Кинчева и выглянул из-под кровати.
-Почтальон пришел, - резонно сообщила младшая дочь Кинчева папе. – Открывать?
-Открывай – согласился смелый Кинчев и выпрямил грудь.
На пороге стоял почтальон.
-Печкин, - представился он. – Вам письмо.
Костя взял письмо и довольный повалился на диван. «Каждую ночь я открываю конверт…» - подумал он. - «Каждую ночь. Один и тот же конверт. Сколько можно?! НАДОЕЛО!!!! Наконец-то у меня есть другой конверт!» Кинчев открыл письмо и пробежал глазами по написанному.
«Черт…» - подумал он. …И пошел к Алисоманам.

Часть 2.

«Черт» - подумал Кинчев и пошел к Алисоманам. Кинчев еще не решил как относиться к написанному в письме… С одной стороны, это был реальный шанс развести Алисоманов на концерт. С другой стороны, это были лишние хлопоты с гостями, да и вааще. Лень просто непостижима, лень непобедима… Кинчев открыл калитку Алисоманского двора. Он решил все же попробовать развести Алисоманов.
-Здравствуйте, уважаемые! – весело поздоровался Кинчев. Несмотря на периодически возникающие склоки, Кинчев, вообще-то, любил Алисоманов. Может быть за то, что он видел в их беззаботной жизни себя, может быть за то, что они любили его, а может быть просто так, из простой человеческой доброты душевной.
-Привет! – восемь голов высунулось на улицу: кто из окна, кто из двери, а кто из травы под забором (не будем уточнять, кто это был). Несмотря на периодически возникающие склоки, Алисоманы тоже, вообще-то, любили Кинчева. Может быть за то, что он их любил, может быть по простой доброте душевной, но я все же подозреваю, что им нравились его песни.
-К нам едет Р… кхе-кхе – закашлялся Костя. По двору Алисоманов носился запах горелых оладиков, вчерашнего угара и сегодняшнего перегара.
-К нам едет Ррр… - начал было снова Кинчев, но снова закашлялся.
«Ррревезор» - подумал начитанный Серега и скривился, - «Не ново… :(»
«Ррревякин» - подумала Ленчик и начала бурно радоваться.
«Если это будут Рррразные люди, то я тоже не против» - подумала Маринка и побежала снимать оладьи.
«Рррразница-то какая, кто едет» - подумал Страто, которому было сейчас это абсолютно пофиг. Его ужасно мучала изжога, головная боль и Доктор, который пытался его вылечить от всего этого.
-К нам едет… ррраз-раз! – проверил по привычке микрофон Кинчев. Он всегда носил его (микрофон) с собой на всякий случай, вдруг ему захочется спеть. Впрочем, петь не хотелось. Хотелось пить. Кинчев вспомнил, что уже четыре года, как завязал. – К нам едет Илюха. Муромец. То есть, наоборот. Как там его. Кнабенгоф… Все время забываю его псевдоним… А, Черт! Он мне письмо прислал. Читайте. Ленчик перестала бурно радоваться. «Лучше бы Ревякин» - подумала она. Письмо взяла Дарья, потому как читать умела только она. Вообще-то умел читать и Серега, но он это активно скрывал.
«Мой дом – тюрьма» - начиналось письмо. «Тюрьма - мой дом» - пояснила для непонятливых Дарья. «В клетку небо за оконцем. Но я уйду своей тропой. Где-то между землей и солнцем. По дорогам жаждущим тепла. Но вы не бойтесь. Я сегодня сама доброта. Я сегодня никого не убью. А завтра посмотрим. Может быть... Гы-гы. По утру, когда закроются все двери всех домов. Я приду. Там (у вас) хорошо и тихо. И нет ментов (!), и людей» В этом месте все Алисоманы дружно обиделись. Что значит, людей нет. Дарья читала дальше. «Ждите меня на перроне в 66-м поезде, 6-м вагоне».
-В общем, я думаю, что будет концерт, если организаторы нас пригласят, – начал выпендриваться Кинчев. Алисоманы скривились начали набивать себе цену.
-Опять игра, – завыли одни. – Что, все те же Земля, Родина, Солнце за нас, Дурак и Солнце…
-Опять Кино, в смысле Спокойная ночь… - поддержали другие.
-Пока мы живы, мы будем петь эту песню всегда, - отрезал Кинчев.
-Снова выход на бис… На бис то хоть выйдешь? Кстати, - поинтересовались третьи.
-Два раза, - пообещал Кинчев. - Если очень звать будете, - подмигнул он.
-Тогда придем, - согласились Алисоманы. – Может быть, - добавили они, слегка подумав.
-Я новые песни спою. Концерт будет называться «Колбасная нарезка». На разогреве – группа Пилот. Все будет по высшему классу. Хорошая аппаратура, декорации – убалтывал Кинчев. – Поколбаситесь.
-Ну, раз хорошая аппаратура… – согласился LinoGE.
-Ну, раз декорации… – согласилась Маринка.
-Ну, раз НОВЫЕ ПЕСНИ вы будете петь - согласился Вов(А) .
-Ну, раз новые песни ВЫ будете петь… – согласилась Дарья.
-Ну, раз вы будете ПЕТЬ… – согласилась Ленчик, снова начав бурно радоваться.
-А вы меня бесплатно проведете? – поинтересовался скромный Доктор.
-Если не все питерские приедут… – принял деловой вид Кинчев.
-А я вам ваш портрет подарю. Можно? – спросила Машка.
-Передадите мне его лучше в Москве. Я вам свой телефончик оставлю… – подмигнул Константин Евгеньевич Машке. Из-за забора злобно выглянула жена. Костя прикусил язык – Все вопросы присылайте на сайт. - Вкрутил ловкий Костя и, радостно припрыгивая, побежал сообщать новость жене и группе.
-Машка, поедем встречать Черта? – предложила Маринка.
-Поедем, а шо делать? – отозвалась Машка. - Вов(А), готовь кибитку!!!….

Часть 3.

Жена уже все знала. Она подслушала все стоя за забором. Поэтому принимала мужа с улыбкой, называла Котичкой. В общем, теплом да лаской пронимала до слез. Наливала, подносила, мягко постель стелила, но Косте не спалось. Не мудрено, утро ведь. Костя пошел к Пете.
Самые веселые и добрые мысли гнездились в голове у Кинчева.
«Надо срочно на сайте разместить. Может, хоть выездные с деньгами приедут» - думал Костя по пути к Пете. «Правда, они все ушлые. Они все Армией прикинутся. Придется бесплатно пускать. Ладно, разберемся. Алисаман и халява – синонимы. Тут уж ничего не сделаешь…»
Петя сегодня был не в духе. Кто-то подло унес сегодня из его огорода траву. По этому поводу он доставал всех и вся.
-Ветер, это ветер – вспомнил старую Алисоманскую байку Кинч.
-Знаю я эти ветры… - проворчал Петя забивая косячок последними остатками травы.
-Скоро у сына день рождения, - начал издалека Кинчев. – Вот думаю, что бы ему подарить?…
-Купи-купи танк, - посоветовал Петя еще ни о чем не догадываясь.
-Денег нет, - пожаловался Кинчев. – Может концерт отыграем?
Петя затянулся, выпустил кольцо дыма.
-Можно, только толку? Сколько там тех денег будет…-Протянул он.
-А мы цену заломим. Выездные, мож, денег привезут. Да и на входе хавчик постреляем…
-Может все стать дороже, только, только не будет толку… - протянул Петя. – Ну, лады, отыграем. Только надо бы какую-нибудь фишку придумать. Может мне сельдью иваси в этот раз прикинуться? Или рыбой такси – для оригинальности, – трава явно давала о себе знать в голове у Петра Сергеевича. - Ох, нехороший мне сон сегодня приснился. Про тебя, про такси, про сантехника какого-то… Бред всякий. Я тебе потом расскажу. – Добавил Петя.
-Бред какой-то несешь – отозвался серьезный Кинчев и отобрал у Пети косяк. Перед концертом – сухой закон. А курить и подавно запрещено! – воскликнул он. Ему было жутко обидно, что он уже четыре года, как завязал. «Я не хочу пить, я не хочу курить», - начал убалтывать он себя. А Пете добавил, – чушь всякую городишь. К нам Пилоты едут. Вот они и будут фишкой. Сообщи остальным, а я пошел организацией заниматься. Будете так себя вести, вообще петь не буду. В монастырь уйду, – припугнул Кинчев.
-Ага, в женский! Пока егеря не заманят в сеть, ты будешь петь! – воскликнул и без того злой Петя. - Да иди ты в баню, дай последний косяк докурить. БОльше все равно нет. – Добавил он смягчившись. - Кстати, приходи лучше к нам в баню!
-А что там у вас в бане?
-А там новый банщик, юный барабанщик.
-Барабанщик? Мишаня, что ли?
-Он потрет вам спинку, он подаст вам пива… - кивнул Петя.
«У Мишки, видать, тоже безденежье. До чего человек докатился. Нет, нужно срочно концерт играть» - подумал Кинчев, выходя от Петра Сергеевича. Кинчев направлялся домой. «Всем остальным мылом сообщу», - подумал он. «На Самойлова все равно сейчас надеяться бестолку…»
Дома было хорошо, тихо и прохладно. Жена копалась в огороде, пропалывала морковку, младшая дочь играла с псом, старшая дочь смотрела «Элен и ребята», из комнаты сына подозрительно несло чем-то до боли родным и запрещенным. Кинч никак не мог вспомнить чем. Он уселся перед компьютером
-Я вхожу в интернет и меня здесь нет, - произнес он и… исчез.

Часть 4.

Кибитка выехала из Алисоманского двора.
-Вы куда? – прокричал им Кинчев.
-Мы держим путь в сторону леса, на вокзал - ответила Машка. – Черта встречать. Поехали с нами.
-Я устал от песен, я устал от дорог, я ненавижу этот вокзал, - начал причитать Кинчев, но в кибитку залез.
-Я начинаю путь, - Сказал Вов(А) и стегнул коней. Кибитка затрусила по проселочной дороге по направлению к лесу.
-Дорогу знаешь? – Поинтересовалась предусмотрительная Маринка.
-Он в семи соснах может перепутать дороги, - сказал Кинчев.
-Сколько троп и дорог для меня заплелись в одну. Я иду по своей земле дорогой, которой живу! - умудрено ответил Вов(А), что значило «тут одна дорога, че вы паритесь».
-Тогда гони, - весело закричали все. И кибитка понеслась. Весело замелькали указатели дорог, деревянные столбики. Зеленеющие поля, луга полные полевых цветов. А над этим всем небо. Только облако тронь. Алисоманы затянули старую русскую песню, конечно Кинчевскую. Кинчев иногда подпевал им. «Не Бог весть, черте как, жил на свете дурак…» Песня лилась и заполняла весь простор русской земли. «Воистину, граничит с Богом моя светлая Русь!» - подумал Кинчев. Он затянул свою новую песню: «В чисто поле, да в синий туман ветер занес. Так и водит краями земли до звезд. Так и кружит пылью дорог дальнюю даль, да пророчит мне в небе звезду Печаль». Вов(А) подхватил. Он уже знал эту песню. Он слышал ее на только вчера обмененном домашнике. Остальные просто слушали. Кибитка тряслась по кочкам проселочной дороги. У всех на душе был покой да тихая грусть. «Ради этого и стоит жить» подумала Маринка. Впереди показался лес. Он стоял, суров и мрачен. Крался страх по лапам елей. Чуя скорую удачу пни мерцали и скрипели. Но это был всего лишь лес. И кибитка вскоре заскрипела по лесной тропинке. Все притихли.
-Лесной стороною, под ясной звездою, тропою оленя гуляет Емеля, - зашептала Машка. В начале ее голос был еле слышен за шумом деревьев. Но он становился все громче и громче и вскоре перешел на крик. – И славит свободу сквозь дыбы-изгибы. На радость народу, себе на погибель!!!! – Машка даже привстала. С дерева сорвалась и улетела ворона. В кустах показалась морда лисицы. Или Лиса. Он засиял «звездой» и сказал: «А я гуляю в лесах и заправляю у реки аккумулятор!!» Он приехал раньше других выездных и в ожидании остальных решил по грибы, ягоды заплутать до поры. В его руке была корзинка с грибами, преимущественно мухоморами, в ладошке горстка ягод земляники.
-Даже не думай!! Когда твою муть растворит кислота, а сущность съедят грибы, тогда поймешь, что в этой жизни ты успел в самый раз умереть молодым! – сказал Кинчев и выкинул все мухоморы. Лис взглянул на Кинчева и улыбнулся: «Я пошутил!». Мухоморов ему было немного жалко, но он отлично знал, что их здесь навалом и в любой момент он сможет набрать себе еще. А с Кинчевым лучше в этом вопросе не спорить. В таких случаях он обычно говаривал: «Поверьте мне, старому человеку, на сколько это плохо, употреблять их (Кинчев, конечно же, имел в виду наркотики)»
-Угощайтесь! – сказал он, запрыгнув в кибитку, и протянул сидящим в ней горстку земляники. «Зелья чад коромыслом унес с собой, ой, запорошены мысли винта пургой» - подумал он, видя как чья-то рука, похожая на руку сына Кинчева, сгребала высыпавшиеся мухоморы. Но нужно было отмазываться.
-Да Вы не нервничайте, я не себе, я басурманам, – Лис отлично знал, как не любит Кинч этих самых басурман. Кинчев промолчал, видимо, успокоился.
Кибитка понеслась дальше. Вдали уже виднелся вокзал.

Часть 5.

Перед взором беспечных ездоков открылась красивая картина. Перрон, залитый дождем. Поблескивающие мокрые рельсы. А за ними огромное озеро. Прозрачное зеркало воды, тростник, в тростнике густом рыбака еле-еле шляпа видна… «Эх, на рыбалку бы…» - подумал Кинчев. «Плыть на потеху Чудским ветрам. А в дождь уйти по городам…» В округе никого не было. Только дождь выстроил стены воды.
-Одинокий вагон, молчаливый вокзал. Утонувший в дожде перрон. Я, кажется, опоздал, – произнес Константин.
Однако вдалеке на озере показалось черное пятнышко. Оно росло, увеличивалось, и вскоре уже можно было узнать в нем Алисоманов. Они шли, размахивая флагом «Алиса Питер» и дружно пели. «Шаг за шагом босиком по воде…». Они шли по воде. «Шаг за шагом, сам Черт не брат, солнцу время, луне – часы. Словно в оттепель снегопад по земле проходили мы». Не успел Кинчев удивиться, как в стороне он увидел еще одно пятнышко. Это были Пилоты. «Пешком по шпалам на Юга», - пели они. Они весело шли по шпалам с рюкзаками за плечами.
Увидев Черта, Кинчев запрыгал от радости.
-Зафиксируй свое внимание прыгун, это наливающий, - сказал Черт, подойдя ближе и указывая на одного из прибывших Алисоманов.
-Что наливающий?
-Все наливающий, абсолютно все. Пойми, все эти люди абсолютно ничего не значат. Для них ты - прыгающий, для тебя он - наливающий. Остановимся на этом.
Кинчев глубоко задумался и в сотый раз пожалел, что уже четыре года как завязал.
-Как дела? – спросил, улыбнувшись, Костя.
-Мокро, немного мокро в ботинках. Пусто, немного пусто в карманах…
Алисоманы уже тоже подошли довольно близко. Все были рады встрече.
-У вас есть деньги, сколько можете?
-Нет, а у вас, хоть чуть-чуть?
-Тоже нет – поприветствовали друг друга местные и выездные Алисоманы.
-Тут сейчас должны подойти 200 человек… - начал Шураев. – Драться. Ну, мы вдвоем против них… Еще с прошлого раза плечо болит.
-И в кайф это вам драться? – поинтересовалась Маринка. Но Шураев ее уже не слышал. Все смотрели на озеро. В нем вода как-то внезапно заволновалась. В воде прыгала необыкновенной красоты рыбка. Вскоре она выпрыгнула на берег и превратилась в девушку.
-Кто ты, кто ты такой, т. е. такая? – спросили все в один голос.
-Я – Форель, - сказала девушка. - Я та самая сорванная девушка, о которой писали в "АиФ", что я единственная фанатка Кинчева, которая ездила с ним на Дальний Восток – это мое полное имя – добавила она, немного помолчав. – Но можно просто Рыба. Когда Кинчев узнал, что я собираюсь с ним ехать туда, не поверил, ведь билеты стоят очень дорого. Но я ведь сама, на своих шести плавниках передвигаюсь, - девушка улыбнулась.
-Тетя Рыба приехала!!! – по шоссе, которое проходило мимо вокзала, бежали две девочки. – Тетя Рыба приехала!!!! – кричали они. На шоссе стоял автобус, из окон которого выглядывала вся администрация Алисы.
-Саша, Ксенья, а ну назад!!! – кричали хором бородатый мужчина, видимо, Мельник и симпатичная девушка, видимо, его жена Мельница. Девочки подбежали к Рыбе.
-Сашка, Ксюха, как дела? – сказала Рыба, обняв их. - А ну назад в автобус бегите! В Кинчевке поговорим с вами. – Рыба помахала рукой Мельникам.
Все пошли рассаживаться по местам. Кинч и Пилоты залезли в автобус. Местные уступили выездным кибитку. Сами пошли пешком. Все процессия медленно двинулась к Кинчевке. Все хором запели «Мы вместе». Подпевала даже едущая в автобусе администрация. Из кибитки периодически вылетали пустые бутылки и дымовухи. Идущие пешком периодически закидывали в кибитку петарды. Всем было весело.

Часть 6.

Серега сидел с биноклем на крыше и смотрел на дорогу. Рядом в бикини и шляпе загорала Дарья. «На моем горизонте снег белый до боли в глазах. Белый ветер белой земли, мертвая полоса» - припевал он.
-Что, не видно? – спросила Дарья. Серега продолжал петь.
-Дай я посмотрю! – Дарья взглянула в бинокль.
-Вижу молчаливый мираж, - сказала она. – Его глаза глядят в упор. Будто бы он видит все насквозь… Это сын Кинчева, - догадалась она. - Вот блин, опять нажрался. И как он только успевает…
-Ты дальше смотри, - посоветовал Серега.
-Дороги жжет мороз да вьюга поводырь!!! Нихрена себе, среди лета-то… - офигела Дарья.
-Вот и я о том же, – сказал Серега.
-Да это же Алисоманы, - догадалась Дарья. – Они же словно в оттепель – снегопад.
-Стопудово – Серега никак не ожидал такого оборота. – Идем встречать их. Они же сейчас подъедут. – Серега и Дарья полезли с крыши вниз.
Вся жизнь Алисоманов сегодня говорила о том, что скоро прибудут гости. Ленчик гнала самогон, LinoGE рисовал и распечатывал билеты, а так же вписывал в эти билеты места, Strato и старшая дочь Кинчева Маша побежали развешивать афишки в соседних деревнях, Доктор возился с фотоаппаратом. Фотоаппарат был не просто «мыльница», а настоящий старинный фотоаппарат, на трех ногах и с накидкой для фотографа. Все были при деле.
-Едут! - Закричали Дарья и Серега, спускаясь по «дороге в небо» - так Алисоманы называли лестницу на крышу. – Уже близко!!!
Все засуетились. По двору прошла волна приятного оживления.

В это время процессия все двигалась по дороге. Кинчев сидел за рулем автобуса и припевал: «Снова в ночь летят дороги день в рассвет менять. Кому чья, а мне досталась Трасса Е-95». Местные, идущие пешком дружно орали «Мы возвращались домой…» Выездные в Кибитке тоже пели нестройным хором: «А ямщик удалой бьет и хлещет коней…». Вов(А) старательно стегал коней. Кони ржали, вздымались на дыбы, но бежать не спешили. Не смотря на все старания обоих водителей, прошло уже достаточно много времени, а Кинчевка все была далеко. Самые нетерпеливые начинали уже роптать и жаловаться.
-Дорога домой могла быть короче! – ныли они.
-Если тебе не по сердцу мой путь, выбери свой или выбери с кем, - отвечал нытику Кинчев и продолжал рулить дальше.
И вот, наконец-то показалась деревня.
-Вот моя деревня, вот мой дом родной… - рассказывал Кинчев Черту. – Вон качусь я в санках по горе крутой. – Мальчик очень похожий на молодого Кинчева действительно пытался скатиться с горы на санках. Черт узнал в нем сына Кинчева, но заострять внимания не стал.
-УРАААААА!!!!! – послышалось впереди. – АААААААААААААА!!!!!!!! – стройный крик голосов становился все громче и громче. – А-ли-са, А-ли-са!!! – Это были Алисоманы. Местные
-Костя, Костя!!! – поддержали едущие в кибитке. Выездные.
-Мы вместе!!! – предложили местные.
-Мы вместе!!!- согласились выездные.
-А-ли-са! Ко-стя! Мы вмес-те! – прокричали выездные и местные хором. Процессия остановилась. На ступеньках показался Костя. Все кинулись к нему.
Шум голосов заложил уши. Все что-то кричали, чего-то просили. Со всех сторон слышалось: «Костя, а можно автограф?», «Костя, а можно с вами сфотографироваться?», «Костя, Спасибо Вам!», «Костя, мне 32 года!!!» - «А мне – 43» - ответил Кинчев, незадумываясь. Все замолчали. Это кому 32 года? Все взглянули на говорившего. Это был Ревякин. «На двоих 32» - оправдываясь сказал он и потупил глаза. Все еще внимательней посмотрели на него. Ревякин пытавшийся сбросить себе с десяток лет и уличенный во лжи совсем смутился.
-Мимо детских снов пьяного понесло, - объяснил он, пиная носком сучек, торчащий из земли. Но Костя не дал ему долго смущаться. Он очень обрадовался другу.
-Какими судьбами, Димка!? - обнял его Кинчев. - Как ты сюда доехал?
-Неслась моя телега под уклон, - начал рассказывать Димка, - пробирался тропой ночною по камням и пескам сыпучим...
Все пошли в дом…

Часть 7.

В доме Кинчева был переворот, …или солнцеворот. Жена Кинчева одновременно пекла морковный торт, мела хату и переставляла мебель. В кухне стоял дым столбом, в хате - пыль столбом, а мебель летала по всей квартире в поисках подходящего для нее, мебели, места. «Солнцеворот вышел в июнь, небо открыло глаза» - пела жена, стирая слой пыли с окон.
Кинчев с гостями шел мимо кухни.
«Солнцеворот мой пирог сжег», - пропела она, увидев дым, валящий из дверей и окон кухни, - «скоро начнется гроза…» - добавила она, увидев Костика с опаской поглядывающего на этот дым.
-Тревожный дым, – произнес Костик задумчиво и робко поглядел на свою кухню. - Что делать с ним? - Мимо пролетела жена, размахивая полотенцем. «Наверное, шабаш…» - подумал Кинч.
-Я открыл бы окно, но я гость – посоветовал Батогов.
-Дети ждут у окна. Огню вверяют голову, - указал на Веру, стоящую возле окна, Кинчев. – Нельзя окно открыть. Ладно, жена разберется. Варит она че-то там.
То ли польщенный такой радушной встречей Алисоманов, то ли просто уставший, Кинчев сегодня был добродушен.
-А че она варит? – поинтересовался Илюха Черт.
-Хрен его знает. Возможно, в их котлах кипит смола, возможно в их вареве ртуть… - Кинчев пожал плечами и от себя к себе открыл дверь.
В доме уже было идеально чисто. Все сверкало, блестело и отражало проходящих как зеркало. Все тут же в зеркалах узрели великих, конечно же, испугались, перекрестились. Великие тоже перекрестились и исчезли. Посреди комнаты стоял шахматный стол. Музыканты Алисы по традиции уселись играть в шашки два на два. Петя Самойлов по традиции всех сделал. Гости разбрелись по комнатам. Жена Кинчева выставила вина да хлеба, принесла огромный морковный торт, начала накрывать стол.

Часть 8.
Илья Черт пошел к сыну Кинчева в комнату. Он всегда останавливался у него в комнате и вообще, вернее вааще, давно с ним дружил. Что-то общее было у них в характерах. Какя-то бесшабашность, неординарность… Кинчев частенько говаривал, что они оба свалились с луны. И он был, наверное, прав. Когда сын Кинчева забивал очередной косячок, Черт частенько советовал ему что-то новое и необычное, и вааще действовал на него весьма положительно.. «Снюхай грамм лунной пыли» - говорил он. Кинчев не знал, что так называется новый вид плана, и думал, что Илюха так шутит. «Главное чтобы торкнуло сильней» - говорил в ответ сын Кинчева и уводил Илюху к себе в комнату.
Сейчас Илья застал сына Кинчева за игрой в солдатики. Два войска шли друг на друга. Через плечо Черта заглянул в комнату и Андрей Мельник. «Время вводить парусный флот», - оценил военную ситуацию Мельник. Что-то давно забытое, детское промелькнуло в его голове, но он давно уже не помнил об этом всем. Посему, разогнав ненужные мысли, пошел следить за разгрузкой своей аппаратуры. В комнате слышалась песня: «Благослови на войну. Дом сохрани и спаси». Это пело «наше» войско. Оно состояло из могучих русских богатырей на конях: конь Вороной, на Рыжем коне, на Бледном коне, на Белом коне. В их глазах горело мужество и желание стоять до конца за свою «Светлую Русь». Войско «не наших» состояло из злых, хитрых, заплывших жиром, одетых по басурмански, ребяток. Они курили непонятное зелье и пытались прельстить к нему наших русских. Они скалились с разных сторон. Семя орды точило русских абсолютно непонятнейшим образом, ярмо басурман гнуло и сгибало их вдоль и поперек. Но всадники не сдавались. Они стояли до конца, мужественно орудуя мечами. Слышался стук мечей, звон кольчуги и крики сына Кинчева: «ну давай же, давай!!!» Флаг басурман, на котором были изображены шакалы и псы полетел в сторону. «Ураааа!!!» - закричали одновременно сын Кинчева, всадники и Илья Черт. Голова предводителя басурман полетела в сторону и упала сверху на флаг. Услышав знакомый голос, сын Кинчева поднял голову. В дверях стоял Черт.
-Привет! – сказал он, обрадовавшись другу, и протянул ему руку для рукопожатия.
-Привет! – Черт зашел в комнату и пожал протянутую руку. – Как дела?
-Как всегда, - сын Кинчева пожал плечами. – Каникулы, лето, деревня… Какие могут быть дела?
-Я тебе подарок привез, - сказал Черт сыну Кинчева. – Кеды со звездами клеш. – Черт полез в рюкзак.
-Со своим видать пришел? – сказал сын Кичева, увидев, что Черт достает кулечек с мухоморами. – Со своим пришел - с моим уйдешь! – добавил он, доставая из-под кровати остатки Петиной травки. При этом про себя смекнув, чтО за странное зелье курило войско басурман. «Вот сволочи, - подумал он. – Хорошо, что маленькие!» Петиной травки уже было заметно меньше, чем утром, а пьяный солдатик уже не ухмылялся, а просто валялся почти что без чувств под кроватью. Т.к. это был басурманский солдатик, сын Кинчева не очень за него расстроился.
Друзья уселись болтать.
-Ты сидел, говорят? – спросил Черта сын Кинчева.
-Да, менты загребли… Было дело.
-Расскажи, - попросил сын Кинчева.
-Как-то раз я шел домой, - начал Илюха. Далее следовала длинная история про то, как подкатили менты, попросили представиться. На что Илюха по привычке представился: «Илья Черт». Ну не мог Илюха выговорить в таком состоянии свою фамилию. Менты, конечно, не поверили, попросили документы. Вместо документов в карманах оказался коробочек лунной пыли. Илья пытался рассказать им, что это за порошок, но менты решили, что в нем наверняка либо сибирская язва, либо какой-то очень сильный наркотик. Вот и загребли его до времени установления личности Илюхи, а так же природы порошка. Поскольку никто не знал как выглядит и из чего состоит лунная пыль, то Илюху долго не отпускали. У него началась депрессия и ломки. «Я не там, я не здесь, я не знаю, кто я есть» - описывал свои ощущения Черт. Выхода никакого не было. Илья написал письмо Кинчеву и бежал.
-Ты знаешь, я решил завязать, - закончил свой рассказ Черт. – Ужасно колбасит, когда тебя вот так загребают, а дозу достать негде.
Сын Кинчева сочувственно кивнул.

Часть 9.

-Илюха, пора настраиваться! – в дверях появилась голова Кинчева.
-В мире есть много прикольных игрушек, - кивнул на солдатики сына Кинчева Черт. Кинчев улыбнулся:
-В мире есть много хороших зверюшек, - поглаживая пса, прикинулся послушным сыном сын Кинчева. Однако, при этом странно ерзая левой ногой под кроватью, он запихивал туда остатки травы.
-В мире есть много, чего я не понимаю, - пожал плечами Кинчев, указывая на жену стоящую «руки в боки» возле дверей.
-И есть много таких, которых бы я с удовольствием послал бы… ээээ, пригласил бы в баню, - подлез Мишаня, который уже, как выяснилось, открыл свою маленькую фирму «Баня-Миха-Корпорейшен», приглашал всех к себе в баню, тем самым, зарабатывая себе на хлеб.
-Придем вечером, - отозвался Кинчев и пошел выяснять, что же все-таки на этот раз хочет от него жена. Однако на удивление Кинчева жена решила сначала напрячь Илюху.
-Перенеси эти часы вон туда, - попросила она его.
Черт пожал плечами. В углу стояли какие-то старые часы. Было не понятно, зачем ей срочно понадобилось от них избавиться.
-Я на рельсы часы положу – предложил Черт. Но жена Кинчева отказалась.
-Просто перенеси. Вдвоем перенесите. Они очень тяжелые, а мне надо вам стол накрывать. Они мешают.
«Были бы КиШи, они бы с радостью их забрали» - с досадой подумали Кинчев, его жена и Илюха одновременно.
-Я не ношу часов. Я предпочитаю свет – отмазался Кинчев.
-Каких таких Свет???? – тут же взорвалась жена Кинчева и потянулась за скалкой.
-Вон пусть Алисоманы перетащат. Им за счастье будет!!! – Кинчев и Черт воспользовались замешательством жены и, выскользнув во двор, побежали настраиваться. Музыканты группы Пилот и группы Алиса побежали за ними.

Часть 10.

Возле клуба уже толпился народ. По старой русской традиции все стреляли друг у друга деньги на билет и на обратный проезд, но тратили их преимущественно на пиво и водку. Вокруг валялось много пустых бутылок, так что местные «БомжиСобирателиБутылок» уже не справлялись. Начал подтягиваться народ из соседних деревень. Их можно было отличить по цвету лица и реакции на прибывшего Костю. Цвет лица у них был отличительно «не синим», потому как предыдущей ночью пили они мало, а спали они много. Косте они были рады как-то по детски, фотографировали и просили автограф. У «местных» и «выездных» автографов уже было много, а фотографировал один Доктор своим суперфотоаппаратом. К нему подошла Бес.
-Вы когда напечатаете фотографии, пришлете их мне? Вот мой адрес, - и девушка полезла за своей красно-черной ручкой в рюкзак. – И если записывать будете, скажете, где в мр3 можно будет скачать.
На бумаге вырисовался адрес электронной почты Бес.
-Да, ладно, у нас есть твой адрес. Вышлем. – Доктор улыбнулся.
-Доктор? – узнала доктора Бес.
-Я, - отозвался доктор и снова улыбнулся. Они с Бес были старыми приятелями еще со времен давнего концерта в Донецке, на армейской родине Левина, где им вдвоем удалось проникнуть на концерт бесплатно. Посему оставим их ностальгировать и вспоминать былые времена, и отправимся к Кинчеву, Черту и их музыкантам.
Кинчев и Черт подбегали к клубу легкой трусцой. «Аэробика, уууу, аэробика» - припевал Кинчев. Черт еле успевал за ним. Он с трудом успевал оглядываться по сторонам. Они бежали по растоптанной грязи мимо пивных ларьков и старой бани. А потом мимо прокуренных угрюмых теток шаркающих по домам, несущих свое счастье в кошелках на съеденье козлам.
Однако, выворачивая из-за угла, дабы не упасть перед слушателями лицом в грязь, Константин Евгеньевич приостановился и перешел на спокойный шаг. Илья и все музыканты последовали его примеру. Вокруг затолпились «прибывшие из соседних деревней», или просто «прибывшие». Автографы, фотографии, просто счастливые лица – все закувыркалось перед глазами у участников группы, вернее обеих групп. Из далека за действием наблюдали выездные. Из окон своего дома поглядывали местные. Но вечер приближался. Была отличнейшая погодка, солнце двигалось к закату, а небо красилось в красно-черные цвета. Праздник обещался быть как всегда удачным. И чувствовали это все.
Но, как водится на подобных праздниках, неизвестно откуда, как это обычно бывает у представителей прессы, появился представитель прессы. Внимательно оглядевшись вокруг, он выбрал свою первую жертву.
-Как вы собираетесь встречать Новый год? – обратился с традиционным вопросом представитель прессы к Кинчеву.
-Я не даю интервью!!! – шарахнулся от него Кинчев. Представитель прессы, однако, не приуныл. Он увидел Черта. Черт докуривал сигарету и мирно болтал с какими-то Алисоманами.
-Как вы собираетесь отмечать Новый год? – обратился представитель прессы к Черту.
-Я уже успел забыть, как празднуют этот праздник, вот. – Черт непонятно зачем подмигнул представителю прессы.
-Обычно, Новый год – это брызги шампанского… - представитель прессы решил помочь вспомнить Черту, что же обычно бывает на НГ.
-И глупые сказки, - подхватил Черт. – А потом подпитые девчонки начинают строить ласки… - Черт ухмыльнулся.
-Расскажите, пожалуйста, о себе, - решил подойти с другой стороны представитель прессы.
-Я не знаю, кто я есть, - начал отмазываться Черт. – Я забыл свой адрес и дом, а, может, я и вовсе еще не родился…
Черт, немного подумав, подобрел. «Ну, разве это – враг? Да, что ты!» - подумал он.
-Ладно. Я родился утром на земле. +15 было за окном. Елки, как у них тепло, я, подумав, решил, – начал рассказывать Черт.
Кинчев и музыканты пошли в зал, Черт остался удовлетворять профессиональную жажду представителя прессы. Алисоманы снова разбрелись по двору. До концерта оставалось еще три часа…

Часть 11.

В доме Алисоманов подготовка шла полным ходом. Запасы Ленчикиного самогона истощались, а с виду обыкновенные парни и девушки превращались в нечто страшное и угрожающее, наводящие ужас на проходящих мимо румяных домохозяек. Они зеленели и жались к подъездам обоссаных их же мужьями. Но не так уж на самом деле Алисоманы были страшны. Как заметил как-то сам Кинчев, это только музыка на них так действует. А на самом деле глаза у них добрые. А музыка действовала: гремела на всю улицу, вещая о том, что «Пляшет по земле весна», о том что «Мы вместе» и о том что «Над этим всем небо». Алисоманы поглядывали своими добрыми глазами на клуб, где уже полным ходом шла настройка, и подтягивалось все больше и больше народу. Периодически подходили и подходили выездные, дабы кинуть свои вещи и попить чайку. Местные были рады гостям, поэтому поили и кормили. Чем ближе приближался концерт, тем больше в доме алисоманов становилось народу, тем веселее становилась обстановка. Магнитофон уже давно молчал, но песни все так же были слышны на всю улицу. Испуганные тетки давно закрыли свои ставни и предвкушали смерч. По улицам все больше и больше сновало красно-черных. Становилось очевидным, что солнце катится за край земли. А значит скоро этот город, вернее деревня, проснется. Выходи!
И красно-черный вечер уже ложился на плечи. Из Алисоманского двора показались первые бойцы Алисы. Красно-черная улица встречала их. Уют квартир чужого дома, тепло дверей запертых на ключ нисколько не смущал. Соседям, сидящим за этими дверями все равно был слышен стук копыт, который тревожил их сон. Красно-черные всадники скакали к клубу. Прохладный вечерний ветер дул им в лицо. Но красно-черное небо пело и заставляло подняться в воздух. Им нужен был воздух. И они взлетали. И танцевали. На крышах домов, на могилах друзей. Все сильней. Все смелей. Все теплей. Все добрей. Праздник начинался. Этот вечер был их. Они знали это. Это было лишь начало доброй игры. Вместо ста избранных по бурелому ветра понесли стаи расхристанных сеять по земле переполох. Расхристанные хором пели, танцевали, кружили, неслись к месту встречи… Меченные Черной меткой они превращали этот вечер, эту Нервную ночь в Шабаш, в БлокАда. Над клубом еще была слышна настройка, из его окон лился Джаз, но уже чувствовалась Энергия предстоящего концерта. Красно-черные уже толпились под входом в клуб и от нЕчего делать начали кружить хоровод, похожий на Солнцеворот. Лесничий мертвого леса, этот Дурень, подтягивал к клубу свои войска-секьюрити, которые грозили Танцующим ребятам, Свалившимся с луны Статьей. Но в этот день им не писаны законы. Этот день их. Они отпразднуют его. Они Отпразднуют Его. Танцем в небе. Небе славян. Двери открыли. Веселый народ повалил внутрь.

Часть 12.

На входе стояли секьюрити, проверяли билеты и вещи, вносимые в зал. На билетах как всегда значилось, что проносить в зал фото-, видео-, аудиозаписывающую аппаратуру, а так же наркотики и холодное оружие запрещено. Однако все прекрасно знали, что группа Алиса уже давно затарилась всем этим добром по самое никуда. Поэтому все смело заносили в зал видеокамеры, фотоаппараты, а кто-то притащил даже компьютер, дабы скинуть все тут же в МР3. Беспрепятственно прошел в зал и доктор со своей фото-триногой. Задача секьюрити же была – стрелять хавчик в фонд группы. Поэтому ближе к концерту возле входа вырисовалась огромная куча этого самого хавчика, на который из служебного входа уже косо поглядывал Костик и глотал голодную слюну.
-В гримерку это все, - бросил небрежно он, наконец, решившись пройтись мимо. Он давно не видел столько еды и в одном месте. Секьюрити потащили несколько мешков еды в гримерку…
А в зале было как всегда жарко и душно. Пустая сцена. На сцене экраны. На экранах причудливые картинки. Блуждающие по сцене прожектора. И огромное количество народа в зале. Шум становится фоном, который не замечаешь. Крики Алиса, Мы вместе, Костя… Песни. Когда поймешь, что в этой жизни ты как дятел по понятиям ноль. Шаг за шагом. И, конечно, Все это рок-н-ролл. Огромное количество людей в ожидании праздника. «Мы вместе» - кричат они, сливаясь в единое целое. Но они разные. Они все очень разные. И в каждом живет звезда. Каждый знает свою Алису. Каждый любит свою Алису. Каждый видит свою Алису. Каждый находит в ней что-то свое, что-то для себя. И глупо искать то единое целое, за ЧТО они любят эту группу. Просто для каждого из них эти пять букв значат очень много. Слишком много. А значит, «Мы вместе».
Людской муравейник. Муравейник звезд. Ведь в каждом живет звезда. Вон пробирается к сцене Машка и Strato. Вон сбоку от сцены примостилась Бес. Вон Доктор занял себе место в пятом ряду и настраивает свой фотоаппарат. А вон в восьмом ряду мило болтают Ленчик и Ревякин. Ленчик убалтывает его отыграть концерт сегодня же вечером, часиков в десять – так, по клубному… А вон Дарья взбирается на плечи к Сереге. Вон Форель и Ерема размахивают черно-красным флагом Алисы. А Шураев и Лис затеревшись в толпу готовят всяческие фальшфейеры и бенгальские огни. Вон Маринка отправляется к задней стенке зала, дабы насладиться всем действом в целом. А Вов(А) возится с диктофоном, заняв уже выгодное место под колонкой. Вон жена Кинчева вместе со своей младшей дочкой уже сидят во втором ярусе прямо по центру. Все заняты своим. Все ждут и предвкушают. А Кинчев и Черт в гримерке докуривают последнюю сигарету. Кинчев догрызает пятый пряник. Неуклонно приближается начало. Музыканты группы Пилот приготовились к выходу.

Часть 13.

И вот оно. Свет погас. Пятеро человек появляются на сцене. Общее «КТО???» «Не они!!!» «Да, это же Пилот!!!». И понеслась. Время мое уезжает, проходя контроль на таможне у доверенных лиц… Козы, флаги, крики… Парень из Питера, насквозь пропитанный этим городом. Городом дворов и дворцов, городом мостов и площадей, городом пронизывающего ветра и вечных дождей, запаха Невы и сырых парадных. Городом, в котором может сочетаться несочетаемое. Городом контрастов. Ржавая труба, торчащая из Невы возле Дворцовой. Казанский собор вместе с обкуренными панками под святым «Христосе Воскресе!». Невский со своей суматохой днем и могучим великим спокойствием ночью. И асфальтовые равнины новорожденных районов. Где по первой пропускают в шесть утра. Где в разбитых окнах каркает метель. Где так легко спутать небо с землею, ангелов и зверей. Да что там, в каждом из них, в каждом из питерцев живут они оба: ангел и зверь. Живут ладно. Живут жадно – так словно к рассвету расстрел. Ветрам вверяя голову, огню – кресты нательные. Может быть слишком гордые, может быть слишком любящие свой город, может быть слишком уверенные в себе. Но я люблю их, да простит мне читатель это отступление.
Хулиган новорожденных районов, Ульянки – что-то было в нем. Ибо любят его Алисоманы, поют с ним, танцуют и просто радуются. Забыв об извечном правиле «заплевать все то, что не Алиса». Пол часа драйва, веселья. Пол часа, которые не жалко потратить на ожидание любимой группы. И вот она последняя пилотовская: «Опять в кошмарном затянувшемся сне я вижу чужие дома и лица и тысячи имен. Хороводом кружится изрезанный стол с дешевым вином…». Апофеозом назвать эту песню будет слишком пафосно, вершиной – слишком мелко, мощью - слишком круто. Энергитично, весело, бесшабашно. Все смешалось в головах слушателей, они взлетели, а значит Илюха смог. А иначе-то и быть не могло, на самом деле.
-Спасибо! Пока! – Илюха Черт, пилотовец. «Многие считают меня сумасшедшим, иногда я так думаю и сам» - для справки, из официального сайта. Человек без башни. Пять человек уходят со сцены.
И значит скоро… Зал, кажется, сейчас сойдет с ума, взорвется – нафиг. Дружный крик, ор. Алиса, Костя и Мы вместе. Огонь уже зажжен. Это уже пожар. И тысяча умов сейчас хочет одного. И тысяча голосов скандирует то заветное. Алиса, Костя, Мы вместе. А те некоторые, которые попали сюда впервые, уже офигели. Они не знали, что так бывает. Но так бывает. Так было когда-то с каждым. Так будет с каждым. Кто знал, но шел за мной, за мной, за мной. Алиса. И снова пять человек на сцене. Уже ТЕХ. Уже ОНИ. А потом появляется и шестой. Лесничий. Этого леса. Не мертвого. Живого. Потому что быть живым у них в крови.
-Здравствуйте уважаемые! – Кинч как всегда добр и радостен.
«Я начинаю путь…». Вот тут-то все и начинают понимать, что все то, что было раньше, это было еще ничто. Огни фальшфейеров взрываются на бешенном ритме «Солнце за нас». Пляс шабаша – вот он. Свистопляс. Сцена слишком мала для Кости. Зал слишком низок для зрителей. Музыка их звала вверх. Свободные птицы – они летят, кружат и стремятся броситься вниз, но взлетают снова и снова. Об этом писали. Писали не раз. Писали бездарно и гениально. Писали искренно и надуманно. Писали счастливо и с отвращением. Но невозможно не писать об этом снова. Непередаваемые ощущения. Того, что зовется «мы вместе». Неизвестно от куда берущегося чувства любви, веселья. Хлещущая по лицу энергия. Она мячиком, брызгами сотен тысяч мячиков разлетается по залу. Неся в себе веселье и радость, грусть и тревогу, философию добра и зла. И тысяча глаз, добрых глаз, во истину добрых, внимает им. Пропуская все через себя, что-то понимая, что-то вынося. И дай Бог, чтоб не коверкая, и дай Бог, чтоб только доброе. И тысяча сердец снова и снова зажигают в себе огонь. Не жалея. Любя. Горя. Ведь, солнце шепнуло: «Гори!!!». Холодный, начинающий накрапывать на улице дождь сегодня потушит этот огонь. Но это будет позже. А пока – красное на черном. А пока – Моя светлая Русь. А пока – как над нами синий дым неба, да высокая звезда, да путей дорог не счесть… У каждого человека пришедшего сюда своя дорога. Но у каждого человека, пришедшего сюда, эта дорога так и норовит свернуть в одно и то же место. Наверное, поэтому, придя сюда, Алисоманы и скандируют «Мы в месте!!!». :)))

Часть 14.

…Ну а что наши парни, да и девушки тоже? Да вроде у дел. Те, что хитрей, уже пробрались к сцене, пели и плясали под ней. Это были Strato и Машка, Серега и Дарья, Форель и Ерема и, конечно же, Бес. Доктор все так же стоял в пятом ряду и щелкал фотоаппаратом – эдакий щелкунчик, как он сам себя называл в таких случаях. Ленчик и Ревякин, взявшись за руки, тоже пели и размахивали руками. Ревякин учился у Кинчева кривляться, дабы мастерски исполнять свою, посвященную К.Е. песню «Дикарь». И у него уже не плохо получалось. «Еще пару таких вот живых и мощных концертов, - думал он, - и я достигну в кривлянии совершенства». Шураев и Лис где-то в толпе пытались затеять драку. Но т.к. никто с ними драться не хотел, приходилось драться друг с другом. Кто выиграет в этой драке, было не понятно, т.к. силы были примерно равны. «Каждый из нас может стать первым или вторым» - думал каждый из них про себя.
В конце зала, у противоположной стенки, уставшая прыгать и уже давно сорвавшая себе голос, сидела на полу Маринка. Запрокинув голову назад, она уже просто слушала, закрыв глаза. Тысячи глупых и ненужных вопросов и противоречий в Кинчевских песнях были забыты и выкинуты нафиг. Это была Алиса, ее Алиса, просто Алиса. Родная Алиса. Родина или Грязь, Душа или Небо славян, Дурак или Мы православные… Душа вырывалась наружу. И летела. Улетала. Птицей. И Маринка снова вставала, снова прыгала и снова наслаждалась концертом, взирая, как поверх сотен рук, мечется по сцене Кинчев, строит смешные рожи Петр Сергеевич, машет из-за стойки барабанными палочками Нефедов, живут своей жизнью Левин, Ослик и Шатл. Как умело объединяет их жизнь Юрий Шалпаков и как умело вписывается, создавая театр, Театр Живых, живя на сцене одной жизнью с музыкантами, Андрей Мельник.
Жена Кинчева и младшая дочь Кинчева Вера все так же находились во втором ярусе. Но уже не сидели. Жена Кинчева прыгала и размахивала руками, да так что мешала всем остальным членам администрации, находящимся во втором ярусе, смотреть на сцену. Они возмущались, обвиняли ее в эгоизме и были жутко не довольны.
-Ты не один! – говорили Мельник и его жена, вспоминая, как хорошо было работать с Шевчуком в этом смысле.
-Каждый роет свое себе, личной совестью выжит стыд, - упрекал Батогов.
-Мы будем делать только то, что мы захотим. А сейчас мы хотим танцевать! – отвечала любимой цитатой из Цоя жена Кинчева и продолжала танцевать, орать и махать руками. Вообще-то она была тайной поклонницей творчества своего мужа, но никогда ему в этом не признавалась. Поэтому только на концертах, когда знала, что он ее все равно не видит, т.к. прожектора слепят ему глаза, она могла оторваться по полной программе. Дочка Вера вела себя более спокойно. Ей больше нравилось все действо в целом, поэтому она смотрела больше на сам зал, чем на то, что происходит на сцене. Глаза ее загорались, когда на каком-нибудь медляке по залу зажигалось сотни тысяч зажигалок, а на Спокойной ночи зал по столичному садился на куплете и дружно вставал на припеве.
И только двое из всей нашей гоп-компании дремали себе спокойно под лестницей, свернувшись клубочком и мерно посапывая. Это были крыса и пес. На улице уже давно накрапывал дождик, но у них под лестницей было тепло и сухо.
Так проходил в чем-то очередной, но как всегда необыкновенный концерт в маленькой деревушке Кинчевке.
День подходил к концу.

Часть 15.

Прохладный свежий воздух, ветер больших перемен, дующий на восток, дыхнул в лицо людям, выходившим из клуба Кинчевки. Офигевшие лица. Желание бежать и кричать. Песни. Хором. Зачинай заутреню! Начинающий накрапывать дождь постепенно усиливался.
-Сегодня небо взорвется дождем, вычертив молний крен – сказал, посмотрев на небо Strato. – К дождю звенят облака…
- Гневом небеса осенит гроза, – согласилась Маринка.
-Моя душа звенит дождю в унисон, - сказала Дарья.
-Идем на звук дождя! – предложила Машка. Все тут же согласились. И толпу понесло под откос да на самое дно. И распоясались они вночь в цепи Красных гор. Ночь омывала росой тех, кто верил весне. Миром были помазаны лица сорвиголов. Они летели ворожить словом грозу, чтоб услышать гром. Громко споря, что будет первым громоотвод или гром. И ночь плевала в их лицо черным дождем. Ночь хохотала, кружа и сбивая со следа. А демоны тусклых квартир стращали охраной порядка. Но они гнали их прочь, они шли, они возвращались домой, возвращались домой.
Через пол часа, когда ливень уже притих, шагнул в ночь и Кинчев. Он шел один, смахнув сон с век, шел не спеша, босиком, наслаждаясь ночью. Он видел, как волки торопили полночь, как хлыстом потчевал ночь ветер-пастух. Он видел слезы звезд. И звезд парча ложилась на его плечо.
-Сегодня в небе только ночь. Только ночь да разорванных звезд клочья, - сказал он в пустоту. Вдалеке он видел удаляющуюся шумную толпу. Это были Алисоманы. Они летели прочь от квадрата стены в сторону перекатиполя. И только крыши дарили им небо, крыши учили их танцевать. Перед Константином лежала улица. Она текла устало в дугах фонарей. Он видел зажженные окна, слышал музыку спящих стен. Прошел день. Стены мокрых домов спрятали день. Лишь виден был хрустальный блеск капель дождя на лицах тех, кто по крышам брел в никуда. Их поступь была легка, как белая ночь. Их лица были светлы, они чувствовали дождь карнизов и крыш. Их шум потихоньку стихал. Кинчев задумался. «Я хотел слышать каждый звук в гаммах лунных ночей. И пока вода не слизала мой след, я буду идти босиком. И пока луна, я хочу смотреть и не думать, что будет потом» - думал он.
Кинчев зашел в дом. Жена уже сладко спала.
-Иди ко мне! – шепнула она ему сквозь сон.
-Ночь скользит по воле звезд. Звезды рассыпают сны. Сны спешат тебе помочь, – шепнул он в ответ. – Кажется ты спишь? Ну, спи… Спи. А я пойду… Я ухожу в никуда. Ночь увожу на постой.
Жена спала и не слышала. Кинчев тихонько притворил за собой дверь. Он был снова на улице. Он шел. Он знал, что завтра будет новый день. Со своей радостью и печалью, удачей и невезением, праздником и болью. А над этим всем будет все то же небо. Оно будет все так же смотреть со своей улыбкой Творца на то, как движется время. И учить, как по-доброму жить, да по вере прощать, да правдой дорожить, да крест не уронить. Учить идти по земле, как весною вода, паче снега гореть белого, собирать горемык, тормошить города… Ну, а пока в этих самых городах закончился еще один день. Принеся с собой все ту же радость, все ту же боль. Но жизнь шла. И Кинчев снова видел, как
Замыкая солнце кумарится суть.
Засыпает в отражении стен родная страна,
Чтобы завтра снова пройти этот путь…
…снова…
… в это время теплый летний ветерок трепал поросший бурьяном огород Алисоманов, разносил позавчера скошенную и сложенную в кучу траву Кинчева и нагло уносил заныканную в специально не прополотом огороде «траву» Самойлова…

ЗЫ: Нужно отметить, что хоть весь этот треп и является истинной правдой, но все же есть в этом рассказе персонаж, который не соответствует реальности. Это Сын Кинчева. Я дико извиняюсь. Это не правда, не правда и не дай Бог быть хоть долей правды. Как любил на досуге говаривать Кинчев, вы согласны со мной, что наркотики вредные? На что все хором обычно отвечали: «Да!!!» И да будет так!

Июнь 2002
Маринка Птица.
agushka2000@mail.ru