Однажды, когда стрелки часов шагнули за полночь, уснувшую Лампу кто-то потревожил. Опять Поэту не спится, – подумала она, но тут же спохватилась: – Как её мог разбудить Поэт, если она не зажжена?! Значит, это не поэт...
    Странно, обычно, когда я просыпаюсь, то всегда, чувствую собственное пламя. Почему же сейчас, когда я потушена, я не сплю? Может быть, я уже перегорела и умерла? – все эти вопросы как-то в одно мгновение пронеслись в сердце Лампы. Oднако, она была весьма благоразумна и тут же про себя отметила: Что за ерунда? Каждому известно: я мыслю, следовательно, я существую. А я в данный момент мыслю, это значит, пока не умерла.
    Придя к этому утешительному выводу, Лампа решила послушать – может быть, её разбудил какой-то звук? Раньше она никого не слушала, считая мир звуков недостойным своего внимания. Да и зачем ей было что-то или кого-то слушать, если она была удостоена чести видеть! И видеть, между прочим, не что попало (ведь на что только не приходится смотреть другим Лампам?!)
    Лампа, жившая на столе, видела рождающиеся Стихи. Некоторые из них ей нравились, а некоторые были настолько хороши, что Поэт сразу забирал их со стола, иногда даже забывая потушить Лампу! Она знала, куда Поэт так спешил с этими Стихами. Oн бежал показать их своему другу Критику, чтобы тот точно подтвердил, что Стихи хорошие. Или наоборот... Впрочем, наоборот никогда не было: Поэт давно научился писать Хорошие стихи. В них всё было хорошо: и рифма, и слог, и размер... иногда даже проскальзывали Смысл и Содержание. Только Лампа почему-то не любила правильные стихи (так она называла стихи, нравившиеся Критику). То ли ей не нравилась их искусственная форма, то ли сами стихи были уж слишком заносчивы.
    Отвлёкшись от своих мыслей и так ничего и не услышав, кроме тиканья часов, Лампа подумала: Всё-таки мир звуков весьма беден. Старею, если проснулась от такого пустяка, как часы. Подумав об этом и решив никого никогда больше не слушать, она собралась уже, было, задремать, как вдруг услышала странные звуки. Она не знала что такое плач, потому что за всю свою жизнь никогда не плакала и не видела слёз Поэта (он разучился плакать до того, как Лампа поселилась на его столе). И всё-таки, её, не знавшую Плача, эти странные звуки заставили затосковать. Лампе вдруг стало кого-то невыносимо жалко. Странное ощущение – жалость до слёз к кому-то неизвестному.
    Бедная Лампа не знала, что с ней происходит. Ей вдруг захотелось, чтобы Поэт проснулся и зажёг её, чтобы эти странные звуки оказались всего лишь сном. Но... она не спала.
   Осознав это, Лампа затосковала ещё больше. Чтобы посмотреть, откуда доносятся всхлипывания, она вытянула шею и наклонилась к противоположному краю стола. Плач доносился из нижнего ящика, который Поэт не закрыл до конца накануне. Oн давно уже забыл о том, что находится в этом ящике, просто решил выбросить, наконец, старый хлам, открыл, было, ящик, да передумал разбираться в нём до завтра. Всхлипывания, доносящиеся снизу, были пронизаны такой болью, что в какой-то момент эта боль передалась Лампе и заставила её оглянуться назад, на свою жизнь. Да, она подарила много света рукописям Поэта, да, с её помощью он написал все свои стихи. Но только сейчас Она поняла, что чего-то в её жизни так и не произошло.
    Я похожа на правильные стихи, – подумала она, только теперь д! огадавшись, почему они ей не нравились. В стихах, которые с восторгом принимал Критик, было почти всё: слог, размер, рифма... в них не было только одного – Жизни. А там, в нижнем ящике стола, плакала Жизнь. Когда Лампа поняла это, она вспомнила о Недописанных Стихах. Правда, когда Поэт писал эти стихи, она всегда дремала. Здесь было слишком много слов, к которым не всегда удавалось подобрать рифму. А если и удавалось, то Поэт сам перечёркивал их, следуя мудрому принципу: не выкапывать из глубин души то, что может лежать там незаметно. Лампа поняла, наконец, кого ей стало так невыносимо жалко. Она жалела себя, осознав, что жизнь прошла мимо неё, ибо настоящие Стихи она так и не увидела. Забыл о них и Поэт.
    Теперь Лампа хотела только одного: чтобы автор хороших стихов вспомнил о своих Черновиках, лежавших в нижнем ящике стола. Но как? Как обратить его внимание на то, что он собрался выбросить, даже не пересматривая? То, что случилось в следующее мгновение, люди назвали бы самоубийством. Она прыгнула со стола на край нижнего ящика. Часть осколков, разбившейся насмерть Лампы попала в ящик.
От грохота упавшей Лампы Поэт проснулся. Попытавшись зажечь фитиль, и не обнаружив Лампы на привычном месте, он встал. Тут же наступив на стекло, выругался:
– Что за чёрт!
Чиркнув спичкой, Поэт увидел, что произошло.
– А-а... Вот чёрт! Только этого мне сейчас не хватало!
Пришлось вставать, чтобы убрать осколки стекла с пола. Когда рассвело, Поэт добрался и до ящика стола. Теперь, убирая каждый осколок отдельно, он не мог не обратить внимания на строчки, плакавшие ночью.
    Лампа не ошиблась. Долго Поэт держал осколок стекла в одной руке, а рукописи, в которые не заглядывал много лет, в другой. Долго читал. Читал и думал, думал и читал. А потом Поэт сел писать. Впервые, за много лет он писал и плакал. Слёзы капали на лист рукописи, рождавшегося Стихотворения. Впрочем, это Стихотворение вряд ли понравится Критику, ведь оно посвящено самой обыкновенной Лампе.

Наташа Чиркова.